Поскольку на Чусовой в XVIII веке вогулы находились в постоянном контакте с русскими, образ Бабы-Яги находился в состоянии «непрерывного рождения» или «непрерывного перерождения». Он прочно зафиксировался только со сменой бытового окружения русских. Таким образом, бабка Синюшка — это, так сказать, «параллельная» Баба-Яга. Она не родилась из русского образа Бабы-Яги, а появилась на свет из вогульской обрядовой практики, современной для русских на Чусовой, тем же путём, что и Баба-Яга.
Косвенным доказательством вогульского происхождения бабки Синюшки является и сам Синюшкин колодец. Ведь в сказе он не таков, каким показан в мультике, — не традиционный сруб, опущенный в землю, а «на поляне окошко круглое, а в нём вода, как в ключе». Такое «окошко круглое» скорее всего — затопленная грунтовыми водами «чудская копь». А в копи и спрятано земное богатство.
Оттуда же, из язычества, в танце выбежала к нам и Огневушка-Поскакушка. Она пляшет в костре над месторождением золота. В сознании финно-угров (и не их одних) золото является символом огня. Пляска по кругу, как в хороводе, — это символическое изображение движения солнца, а солнце — это опять же огонь. Да ещё целый «куст» смыслов содержит в себе сравнение понятий «Огневушка над золотом», «девица-огневица», «огневица-лихорадка» и «золотая лихорадка». Что-то знакомое чудится, не находите? Верно: засветился отблеск легендарной вогульской Золотой Бабы. Золотая Баба (исключительно вульгарный русский перевод) по-мансийски звалась «Сорни-Най». Дословный перевод — «золото-огонь». Опять выстраивается взаимосвязь понятий «женщина» (баба) — «огонь» — «золото». Возможно, Огневушка — «персонификация» двух названий Золотой Бабы: русского и мансийского (вогульского).
Причём всё это не мешает народному преданию оставаться точным. Вот как пишут А. Черноскутов и Ю. Шинкаренко в книге «Малахитовая шкатулка. В поисках новых ключей»: «А танцующая девочка — так, для украшения, для запоминания. Ведь и вправду такого рода залегание золота похоже на траекторию танцующей девчушки. Крутилась, крутилась юлой — и в землю "хвостиком" ушла. Вот „знак" и напоминает: золото в земле может располагаться так, будто сказочная танцовщица, раззадорившись, в эту землю „вкрутилась"… По науке это называется „вертикальная залежь песочного золота воронковидной формы"».
К «звериным» образам Бажовских сказов относятся ящерки, змеи, кошки, муравьи, лебеди и олень. Удивительно: все эти существа присутствуют в произведениях Пермского звериного стиля! Исключение составляет лишь кошка, но за кошку можно принять стилизованные изображения соболя, бобра или куницы. Надо напомнить, что произведения Пермского звериного стиля находили и в «бажовском» регионе — например, на Думной горе.
Кошка на Урале была одомашнена во время господства ломоватовской археологической культуры в VII–XI веках — как раз к расцвету Пермского звериного стиля.
С кошек и начнём. Скорее всего, в «чистом виде» мифических «вогульских» кошек в сказах не существует. Кошка Мурёнка из сказа «Серебряное Копытце» — это не сказочный, а литературный образ. При сотне пересказов этой истории из уст в уста Мурёнка не сохранилась бы. Да и стилистика бытования этого образа в сюжете сказа «не фольклорная».
Вызывают сомнения в причастности к древним мифам и кошки Хозяйки Медной горы, у которых жадный Ванька Сочень из сказа «Сочневы камешки» выколупал глаза, приняв их за самоцветы. Этот сюжет (особенно с кошачьим причитанием «Мяу- мяу, отдай наши глаза!») откровенно напоминает детские истории-страшилки. Кстати, ещё Корней Чуковский точно заметил, что детское творчество (и мифотворчество) очень похоже на массово-народное. Возможно, этот сказ целиком русского происхождения: интуитивно он воспринимается как пугающий, но не страшный — что-то для нас есть в нём «генетически знакомое». Да и эмоционально он чем-то неуловимо отличается от «классических» сказов: он несколько поверхностен по производимому впечатлению, «падок на спецэффекты», что не характерно. А кошки в нём появились только потому, что самоцветы (изумруды) действительно похожи на зелёные кошачьи глаза.
Наиболее интересна огромная Земляная Кошка из сказа «Кошачьи Уши». Она живёт под землёй, «по пескам, где медь золотыми крапинками». Наружу она выставляет только огненные уши, которых боятся волки. По образу жизни она очень напоминает Подземного Зверя Мамонта.