Распахнулись ворота, и в ангар плавно въехал зелено-голубого цвета лимузин. Потом ворота снова закрылись. Опять стало сумрачно. Свет поступал только из небольших окон, находящихся под самым потолком ангара.
Черкес, с не предвещавшей ничего хорошего улыбкой, подошел к прикованным к стене пленникам и внимательно осмотрел каждого из них.
– Ты старший? – остановился он перед Лехой.
– Ну, я.
– Зачем вы здесь?
– Так, отдохнуть приехали, – сказал Леха первое, что пришло в голову.
– А что, в Анапе отдыхать нельзя?
– А здесь пляжи лучше, – соврал Леха.
– Ты мне мозги не компостируй, – свел на переносице брови Черкес, – какого черта делаете на моей территории?
– Мы же ничего такого, Черкес, – оправдывающимся тоном произнес Леха, – просто остановились пообедать, а нас менты заластали.
– Как зовут? – вроде бы смягчился Черкес.
– Я – Леха, это Сальмон и Малыш, – кивнул он на своих приятелей. – Мы с Хазаром работаем.
– Это я уже знаю, – буркнул Черкес, – я тебя спросил, зачем вы здесь? Только отвечай правду.
– Я же сказал, Черкес, – повторил Леха, – хочешь, позвони Хазару.
– В гробу я видал твоего Хазара, – передернулся Черкес. – Мелкий воришка. Я его в бараний рог согну. Говори, что вы тут делаете?
– Просто пообедать…
Черкес сделал неуловимое движение головой, которое все же заметил его помощник. Сам Черкес подошел к своей изумрудно-голубой тачке и забрался в салон, где работал кондиционер. Его помощник сделал знак троим бойцам, которые положили оружие на бетонный пол и подошли вплотную к прикованным пленникам. Сперва они били их просто руками.
Били по корпусу, голове, рукам и ногам. Те сопротивляться не могли, а если бы и могли, то не стали бы. Понимали, что одно лишнее движение – и они трупы. У Лехи то и дело звонил мобильник, но взять его не было никакой возможности. Их обрабатывали минут пятнадцать. Когда бойцы Черкеса устали, он снова выбрался из своего шикарного лимузина.
Теперь он подошел сначала к Малышу. Молча поглядел на него и поморщился, видя, как из угла губы стекает тонкая струйка крови. Потом сделал шаг к Сальмону. Тому досталось больше других. Из его покалеченного многострадального носа капали тяжелые красные сопли. Черкеса аж передернуло.
Он не любил вида крови.
– Ну что, – замер он перед Лехой, – будешь говорить?
– Скажи ему, – прогнусавил Сальмон, – они же нас здесь закопают.
– Он прав, – кивнул Черкес, – говори.
Леха молчал. Он понимал, что Сальмон, наверное, прав. Что если он не расскажет сейчас Черкесу о цели их визита, то, скорее всего, живыми им из этого ангара не выбраться. Но что будет, если он все расскажет?
Что с ними сделает Хазар? Но Хазар был далеко, а Черкес вот он, рядышком.
Тем не менее сомнения разрывали Леху на части. В какой-то момент он смирился с тем, что придется выложить все начистоту. Ведь если этого не сделает он, все равно выбьют из Сальмона или из Малыша. Но старший-то он, Леха. Поэтому и спрос с него. И сейчас, и потом, когда ему придется предстать перед Хазаром. Если придется… Лучше бы он ничего не знал!
Тогда и говорить бы ничего не пришлось.
– Ну, чего ты молчишь? – услышал он голос Черкеса.
– Мы просто отдохнуть… – снова соврал Леха.
Черкес тяжело вздохнул и снова отошел в сторону. К хазаровским браткам подошли его бойцы. Они встали в боевые стойки, готовые в любую секунду выполнить приказ хозяина.
– Не надо, – вдруг раздался голос Сальмона, – не бейте, я все скажу.
– Сука, – облегченно процедил сквозь зубы Леха, понимая, что своим признанием Сальмон спасает его.
– Говори, – Черкес подошел к Сальмону.
Его гвардия расступилась, освобождая ему место.
– У одного фраера, – шмыгая носом, начал Сальмон, – есть старинная записка. Я ее не видел, говорят, она свинцовая.
– Хорошо, – ласково проговорил Черкес, – продолжай.
Теперь Сальмон заговорил быстрее, стараясь ничего не пропустить и выражаться как можно яснее. Правда, получалось у него это не слишком удачно.
– Короче, там написано о кладе, который спрятан где-то неподалеку отсюда. Точнее я не знаю. Их трое, с ними еще одна баба. Мы должны были следить за ними и забрать клад, когда они его найдут.
– Что за клад?
– Казна какого-то древнего царя до нашей эры.
– И как же вы за ними следили из кафе? – удивленно поднял черные брови Черкес.
Сальмон замолчал. Проговориться еще и о маячке значило бы навлечь на себя гнев Хазара. Но он и так уже его навлек на свою голову.