91 
Ваня сбросил с плеча рюкзак и, сопровождаемый Иосифом, прошел прямиком в ванную. Черкес сгорал от нетерпения, плескаясь в розоватой пене.
Его широкая волосатая грудь тяжело дышала, черные глаза, похожие на горные провалы, метали молнии. Но, увидев Ивана, он, не желавший показывать, как тает перед этим вечным подростком, все же не мог сдержать радостной улыбки. Клыки Черкеса, однако, имели такую заостренную форму, что эта улыбка больше напоминала хищный оскал вампира.
– Почему сразу не приехал? – с притворной строгостью спросил Черкес.
– Я был занят…
– По пляжу шлялся? – Черкес надменно поднял подбородок и, щуря глаза, глядел на Ваню.
– Ну перестань, – Ваня встал и развинченной походкой прошел к столику. – О, новая водичка… Кто подарил?
Голос его чуть дрогнул. От ревности. Он держал в руках черный флакон Тьерри Мюллера, в то время как его глаза шныряли по столику в поиске новых парфюмерных причиндалов. Не найдя таковых, он отвинтил на флаконе пробку в виде звезды и опрокинул горлышко на подушечки пальцев. Провел ими по запястью. Поставил флакон на место и стал быстрым движением подносить и убирать руку от носа.
– Чудный аромат, роскошный, – щурился он от удовольствия, скрывая легкую обиду.
– Одна баба подарила, – вздохнул Черкес. – А у нее есть вкус…
– Так это же бабские духи, в натуре, – пренебрежительно хмыкнул Ваня.
– Ничуть, просто ты ничего не понимаешь…
Ваня снова вздохнул и примостился на кушетке, обитой розовым, в мелкий белый цветочек, гобеленом. Гобелен был прохладным, и Ваня от наслаждения смежил ресницы. Черкес поудобнее устроился в ванне. Потом укоризненно посмотрел на Ваню.
– Почему сотовый не носишь? – резко спросил он.
Ваня иронично улыбнулся, по-кошачьи потянулся и, поднявшись с кушетки, посмотрел на покровителя ясными глазами Изабеллы Росселини.
– Не хочу, чтоб нарушалось мое инкогнито, – чувственно облизнул он нижнюю губу.
– Чего? – нахмурился Черкес.
– Послушай, Вахо, – нежно взглянул Ваня на Черкеса, – я ведь и так никуда не денусь. Что-то ты в последнее время стал нетерпелив.
К тому же я – сторонник минимализма…
– Что-о? – раздраженно переспросил Черкес.
– А-а! – Ваня разочарованно и вяло махнул одной кистью. – Ну это термин такой для обозначения стиля жизни. Вещей должно быть мало, они должны быть дорогими и так далее…
– Как у моего деда в доме? – усмехнулся Черкес. – У него что ни вещь – музейная редкость.
– Да нет, – вздохнул Ваня, дивясь про себя тупости Черкеса, – я же на пальцах объясняю… Речь даже не о вещах, а о стиле существования.
– У тебя все сложно, – Черкес шлепнул ладонью по воде, – мыться будешь?
– Я, пожалуй, в свою студию пойду, – Ваня изучал свои наманикюренные ноготки, – приму душ, посмотрю какого-нибудь Бертолуччи или Антониони…
Перед мысленным взором Вани возникла его уютная квартирка.
Внутренний дворик с пальмами, со стоящим у стены «Кавасаки», небольшая, но комфортная гостиная, где на столе с ножками в виде фигурок египтян голубеет небьющееся французское стекло и горят свечи, спальня, где, скрытый от чужих глаз желтовато-шафранным пологом, низко над полом покоится застеленный синим бельем матрас, лежащий на деревянной, снабженной маленькими колесиками основе, ванная комната, облицованная черным кафелем, с модерновой полкой для шампуней и кремов, стилизованной под винтовую лестницу с никелированными балясинами, с круглой глубокой раковиной, подобно ванне снизу заключенной в плотное кольцо черного кафеля.
– Это ты называется – пришел?
– А ты вечером приезжай… с водочкой, – зевнул Ваня. – Скучно здесь.
– Во Франции веселей было?
Полгода назад Черкес, уступая настоятельным требованиям Вани, отпустил его одного на Лазурный берег. Можно себе представить, что творилось в его дикой необузданной душе, пока Ваня там забавлялся.
– А как замечательно было… – мечтательно закатил глаза Ваня. – Помнится, я арендовал старенький «Пежо», на сиденье – магнитофон и бутылка холодного «Шабли».
В ушах – Эллингтон, а сам я еду в Ниццу на джазовый фестиваль.
Представляешь, живьем услышать Нину Симон?
Но Черкес думал о другом. Он вспоминал те полные нервной тревоги дни, когда он умолял, приказывал Ване забыть эту идею, выкинуть из головы! Он даже готов был облачиться в джеллабу, покрыть на арабский манер голову светлой тканью, лишь бы угодить Ване, который в течение долгого времени приставал к нему с этой глупой затеей. И вот, едва Ваня собрался на Ривьеру, Черкес унизился до того, что согласился выступать в роли арабского шейха. Ваня, будучи натурой неугомонной и артистичной, любил всяческие розыгрыши. Черкес же в силу традиций, воспитания и дикой своей жизни, был настроен враждебно к подобным забавам. Как он ни изощрялся в просьбах, сколько ни кричал, ни грозил, Ваня был непреклонен. Только на Ривьеру и только один! Черкес в итоге плюнул, скрепя сердце дал добро. Но только после того, как Ваня пригрозил порвать отношения с ним.
91 
