Сутулая спина сторожа вела их к домику. Бежать было бесполезно и даже опасно – их окружала натасканная свора псов, а у мужика было ружье. Стрелял он хоть и не метко, но смело, да к тому же, исходя из его жесткой несгибаемости и отсутствия желания поладить, ждать мягкости и понимания от него не приходилось.
Взвесив все это, Иннокентий решил, что разумнее будет пройти с ним в его избушку, а там уж, все тщательно прикинув, начать действовать.
Как бы ни был тверд и кровожаден сторож, Иннокентий все же не терял надежды с ним договориться. Если мужик не берет денег, может, он просто так, от нечего делать проявит себя как добрый человек и, покуражившись, точно барин-самодур, отпустит их восвояси.
Сторож не закрывал рта. Советы, речения, бесполезные рекомендации, солдафонские шутки, – все это пришлось выслушать ребятам, пока они не оказались перед синим домом. Две прилепившиеся к нему постройки были сараями, где дремали на насестах куры и похрюкивали в загоне свиньи. Над колодцем висело оцинкованное ведро. Две конуры, от которых тянулись к дому толстые цепи, имели весьма зачуханный вид. Крохотный огородик был треугольной формы.
Опередив всех, Мороз начал жадно лакать из грязной алюминиевой миски.
Сторож толкнул ногой деревянную дверь и замер на пороге, пропуская пойманных нарушителей.
– Давайте шустрее, – ухмылялся он, показывая почерневшие от табака и кариеса зубы, – сколько вас ждать?
Миновав сени, ребята прошли в «залу». Обстановка была уныла и бедна до слез. Зато на столе, в углу, стояла бутылка со спиртом и лежала на газете домашняя закуска – колбаса, помидоры, огурцы, банка со шпротами.
В мозгу Иннокентия мелькнула задумка. Может, выманить «Ницше» на откровенный разговор о его злосчастной судьбе? А за этим делом распить бутылочку, всучить все-таки несколько баксов и мирно распрощаться с гостеприимным хозяином?
– Рассаживайтесь, гости дорогие, – со смаком рассмеялся одышливый старик, – будьте как дома.
Он сгреб со стола рацию, которая была скрыта за газетным листом. Внутри у Иннокентия все похолодело. Галина сидела на табурете ни жива ни мертва. Валентин, картинно забросив ногу на ногу, расположился на обитом дерматином диване. Юрка примостился рядом. Он сидел не поднимая глаз. И лишь шальные взоры Валентина скользили по лицу Иннокентия.
Валька требовал ответа: что делать? Его поза являла беззаботность, но напряженные губы говорили о переживаемом им волнении.
– Зачем торопиться? – не выдержал шуршания газеты и высокомерной ухмылки сторожа Иннокентий.
– А чего откладывать? – приподнял плечи сторож. – Или ты, хлопец, думаешь, что у меня только и забот, что с вами тары-бары разводить?
С ядовитой иронией посмотрел он на дрожащую Галину. Потом перевел тяжелый пригвождающий взгляд на Валентина. Тот кусал губы, но демонстративно смотрел в сторону. Его презрительная гримаса совсем не понравилась мужику.
– Вишь ты, какие мы гордые! – хмыкнул он и повертел в руках рацию.
– Ну мы же не какие-то там злоумышленники, – продолжил свои жалкие увещевания Иннокентий. – Вы же должны понимать.
– Мне понимать не велено, велено охранять, – старик упрямо сдвинул брови.
Иннокентий вспомнил отрывок из рассказа Кафки об убогом житии железнодорожного смотрителя. Его позабавил эпизод, посвященный приезду проверяющего чиновника. Сначала чиновник держался чопорно и хмуро, словно подозревал смотрителя во всех мыслимых и немыслимых грехах, но когда закрывал регистрационный журнал, не обнаружив ни одной погрешности, превращался в другого человека. Смотритель поил его водкой, и они ночевали на одной постели, несколько часов кряду едва ли не в обнимку лежа на вонючих овечьих шкурах. Утром проверяющий нацеплял на опухшую физиономию прежнюю маску и шел на станцию. Смотритель провожал важного начальника, делая вид, что не пил с ним всю ночь и не разговаривал по душам, а потом приходил домой и, допив оставшуюся водку, заваливался спать.
Нет, этот «Ницше» был вовсе не похож на того скромного, немного угрюмого и нелюдимого, но в душе доброго смотрителя!
– Вам бы в полицаи, дядя, цены б вам не было, – зло поддел старикана раздосадованный Валька.
– Ты меня учить будешь, щенок?! – возопил дядька. – Ну погоди!
Он снял трубку с рации и надавил на кнопку связи.
– Первый, Первый, я Пятый, прием…
Иннокентий сорвался с места и, вырвав у старика трубку, зажал его голову локтем.