Морс был прохладным и освежающе-кисловатым. Веттели пил, Эмили глядела на него с умилением. А потом пожаловалась:
– Саргасс меня расстроил. Сказал, что у тебя бледный вид, поэтому он подозревает у тебя малокровие.
– Ну вот! Все меня сегодня в чём-то подозревают! Ты ему не верь, нет у меня никакого малокровия, это мой природный цвет… Он поэтому велел мне пить железо?
– Поэтому, – ответила Эмили, и спросила подозрительно. – А ты уже пил?
– Пил, – заверил Веттели, не моргнув глазом. Он ведь правду сказал – ещё в Такхемете, в полевом госпитале, его заставляли принимать какую-то бурую гадость, оставляющей во рту привкус ржавчины.
Но мисс Фессенден хоть и не умела читать мысли, однако, прозорливостью, похоже, не уступала Гвиневре.
– Когда? – был следующий вопрос.
Пришлось признаваться, что летом.
– Так я и думала! – торжествующе объявила Эмили. – Давай-ка, будь умницей, выпей при мне.
– Не могу, – Веттели сокрушенно вздохнул. – Не поместится. Я же на твоих глазах выпил три чашки морса. Неужели ты хочешь, чтобы я лопнул?
Но в том, что касалось медицины, Эмили была неумолима.
– Не бойся, не лопнешь. Ты даже не представляешь, сколь велики резервы человеческого организма! – утешила она, и пообещала коварно. – Если выпьешь – я тебя поцелую. По-настоящему! – в щёчку она его уже целовала.
– Правда? – после такого обещания Веттели готов был опустошить хоть всю Гринторпскую аптеку разом.
– Клянусь рогами божественного Цернунна! Пей!
…Это было прекрасно! А могло быть ещё прекрасней, если бы не знакомый голос из пустоты:
– О-о-о! Неужели, они, наконец, решились поцеловаться?! А я-то думала, до этого дойдёт не раньше первых чисел декабря! Надо же, как просчиталась! С ума можно сойти!.. Ай! Спугнула! Целуйтесь-целуйтесь, уже ухожу… хотя, нет, поздно. Сейчас постучит посланец от вашего директора и позовёт всех на совещание в учительскую комнату. Придётся отложить ваши нежности до лучших времён.
– Считается, будто гринторпские феи водятся в парке, – сердито заметила Эмили, глядя в пространство. – Очень спорное утверждение!
– Именно там они и водятся, – авторитетно заверила Гвиневра, спикировав на подоконник. – Никак не возьмут в толк, дурёхи, что зимой в школе гораздо комфортнее. Тепло, уютно, множество культурных развлечений…
Тут Эмили явно хотела вставить что-то ядовитое, но не успела. В дверь постучал «посланец».
– Коллеги! – в голосе профессора Инджерсолла звенело горькое отчаяние. – Нет нужды объяснять, по какому поводу мы с вами сегодня собрались. То, что произошло утром… – он запнулся – Ах, нет сил говорить! Давайте сразу к делу.
«Вот правильно», – подумал Веттели, он не любил долгих и красивых речей, и был рад, что в Гринторпе ими не увлекаются.
– Итак, снова случилось непоправимое. И если первое происшествие было расценено как несчастный случай, притом, скорее всего, ошибочно, то второе однозначно определено как убийство, жестокое и хладнокровное.
Гробовое молчание повисло в зале, похоже, для большинства присутствующих слова профессора стали новостью. Неужели они до сих пор питали какие-то иллюзии?
А Инджерсолл продолжал сурово.
– Простите, что вынужден вам это сказать, но таковы сегодняшние реалии. Убийца среди нас, коллеги. Это либо один из сотрудников школы, либо кто-то из близкого к ней окружения. Под подозрением каждый взрослый человек, каждый из вас, и я в том числе. Надёжного алиби, по заключению полиции, нет ни у кого.
Нет и уверенность, что сегодняшнее убийство было последним. Поэтому мы должны сделать всё возможное, чтобы обезопасить в дальнейшем наших воспитанников. Я, как директор Гринторпской школы, считаю необходимым пойти на крайние меры. С завтрашнего дня и до окончания расследования будут объявлены внеочередные каникулы, и все воспитанники будут распущены по домам. Сотрудникам школы наоборот, не рекомендуется покидать Гринторп без уведомления полиции. Пока ещё только «не рекомендуется». Но я надеюсь, что каждый из вас понимает всю меру ответственности, что на нас легла, и не станет осложнять работу полиции необдуманными действиями.
Молчание стало ещё тяжелее, к такому заявлению учителя не были готовы. Трудно сказать, о чём думал каждый из них в этот момент, а что касается Веттели, так ему стоило большого труда сдержать неделикатно-радостный возглас. Идею с внеплановыми каникулами он счёл великолепной, и даже бессовестно возмечтал, чтобы расследование тянулось как можно дольше.