ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  110  

А объяснение было действительно простым, Ивану Агафоновичу даже досадно стало, что не додумался сам. Ведь в сказаниях об этом ясно говорится: в тот миг, когда Кощей погибает от сломанной иглы, уничтожается и логово его: замок разваливается на части, обрушивается чёрная гора… А в замке на вершине горы, как известно, томится в заточении великая княжна Елена Павловна. Завалит её обломками, и вся недолга. И ждёт тогда кощеевых победителей не награда, а хорошо ещё, если только Сибирь. Вот почему спешить с уничтожением Бессмертного нельзя — прежде нужно вызволить пленницу, вывести на открытое место. А яйцо с иглой до той поры придётся бережно хранить, чтоб прежде времени не повредилось.

— Я заверну его в своё новое кашне, — вызвался Тит Ардалионович.

Тут надо заметить, что в повседневной жизни Удальцев одевался весьма скромно, как и подобает человеку его положения и рода занятий. Но оказался за границей — и надо же — вдруг захотелось пофорсить (чем он хуже Листунова, в конце концов?)! Желание это было реализовано приобретением на кленовской ярмарке шерстяного кашне в красную клетку.

Роман Григорьевич, будучи человеком строгих нравов, притом служителем закона, одобрить подобное приобретение, никак не мог. [59]Однако, и запрещать своему подчинённому модничать не стал, ограничивался ехидными замечаниями. Уверял, в частности, что обнова делает Удальцева как две капли воды похожим на бедного непризнанного живописца с Монмартры. Тит Ардалионович знал, что его высокоблагородие, по каким-то своим соображениям, живописцев не уважает, особенно непризнанных. Но он не обижался. В конце концов, он и сам не собирался носить кашне дома, в России, а думал приколоть его булавками к обоям на манер узкого прикроватного коврика, благо, размер позволял. Но теперь его приобретению предстояло сослужить куда более ответственную, можно сказать, государственнуюслужбу. Благополучие смой царевны зависело от него!

— Заверните, — разрешил Роман Григорьевич. — Право, лучшего применения для вашего ужасного хомута и не найдёшь!

«А вот и неправда! — подумал Тит Ардалионович, бережно упаковывая филактерию. — Коврик тоже выйдет неплох!». И ещё подумал о том, как повезло ему с начальником. Другой на месте Романа Григорьевича ничего не стал бы подчинённым объяснять, только рыкнул «Делайте как велено!». А его высокоблагородие всегда всё растолкует по-доброму, и приказы отдаёт не обидно, вроде бы как просит… Поэтому будет только справедливо, если Екатерина Рюриковна полюбит такого замечательного человека и смягчит горечь его утраты. Может быть, с ней он забудет свою Лизаньку и не станет больше страдать…

Вот на какую жертву был готов Тит Ардалионович ради своего безмерно уважаемого начальника! Хорошо, что тот об этом не знал, а то бы смутился, пожалуй.

…— Ну, что же, раз дело сделано — можем возвращаться на Рюген? — бодро осведомился герой Иван, стараясь отвлечься от досадных мыслей о собственной недогадливости. — Смерть как утомила здешняя жара! Всё, знаете ли, хорошо своё время: лето должно быть летом, а зимой — зима! И негоже, когда они смешиваются, здоровью от этого один вред.

«Страшно подумать, в какого резонёра превратится этот человек годам к пятидесяти!» — отметил про себя Ивенский. — Покойному Понурову сто очков вперёд даст!»

Но жара действительно утомляла.

— Возвращаемся! — распорядился Роман Григорьевич, но тут раздался крик души любознательного Удальцева.

— Как?! Прямо сразу, не осмотревшись? И даже к Алатырю, бел-горюч-камню не спустимся?

— А что к нему спускаться то? — искренне удивился Листунов. — Эка невидаль — камень горючий! У нас в Пальмире тоже иной раз камнем, сланцем печи топят — страсть как коптит. Вся разница, что тот серый, этот белый.

— Из-под «этого белого», между прочим, живая вода течёт! И сам камень чародейский, другого такого во всём свете нет. В нём вся сила земли русской, — ледяным тоном сообщил Тит Ардалионович, всё его доброе отношение к пальмирцу мгновенно улетучилось. — А вам даже взглянуть неинтересно! Приземлённый вы человек, Иван Агафонович, даром, что в герои попали!

К счастью, их высокоблагородие и приземлённым человеком не были, и выгоду свою умели не упустить.

— Верно! Как же я про живую воду забыл!? Определённо, она нам может пригодиться — вдруг царевну всё-таки зашибёт? Вы молодец, Удальцев, что напомнили. Идёмте вниз, господа.


  110