115 
— Ну-ка, я попробую, — Листунов забрал фляжку назад. — Может, она только ведьмакам не подходит, а для простых людей сгодится?
Но результат был тот же самый, правда, обошлось без лягушек. Да ещё пришлось бежать к камню, пополнять так бездарно израсходованный запас.
— Мы умрём, — понял Удальцев. — Умрём от жажды и голода, на необитаемом острове посреди моря-окияна. Нам отсюда никогда не выбраться, уж я чувствую!
— Выберемся как-нибудь, — Роман Григорьевич решил его утешить, хотя сам не очень-то верил своим словам. — Этот волхв — вдруг он не такой уж душегуб, как кажется? Спохватится, что нас давно нет, и выведет. Или какой-нибудь маг явится за живой водой — где-то же они её добывают на продажу? Голод нам, кстати, не грозит — во-он, видите, внизу чернеет? Это мидии. А в лесу наверняка есть ягоды или грибы. И вода тоже должна быть, раз деревья растут. Если не найдём родника или ручья — будем рыть колодец. Утром выпадет роса. А то ещё дождик может пойти… — он тоскливо взглянул в небо: голубое, ни облачка.
— Угу, — сардонически усмехнулся Иван Агафонович. — Прямо таки «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо»! Господин коллежский советник будет нашим Робинзоном, а мы — его Пятницами. Как в той пословице, про семь пятниц на неделе… — он с раздражением пнул ногой камень, тот сорвался с обрыва, вызвав маленький, но шумный обвал. — Эх, жаль, поздно заметили, что дорога пропала! Иначе можно было бы спросить про обратный путь у змеи.
— И ничего не поздно! — Тит Ардалионович взвился с места, окрылённый. — Кто мешает нам теперь же пойти к змее? Отгадаем загадки и тоже получим право на вопрос!
— А если не отгадаем? — герой Иван его энтузиазма не разделял и помирать от огня либо металла не хотел, уж лучше от голода и жажды. Во-первых, если ты успел достаточно помучиться, не так жалко будет расставаться с жизнью, рассуждал он. Во-вторых, обстоятельства всегда могут измениться в лучшую сторону, нужно только дождаться этого момента. Поэтому не стоит торопить события и напрасно рисковать.
Но Удальцев гнул своё: нечего ждать, надо рискнуть, по очереди. Кинуть жребий, и…
— Не надо ничего кидать. И рисковать не надо, — вдруг перебил Ивенский голосом тихим и странным. — Давайте-ка лучше вспомним народные предания. Когда Иван-царевич отправлялся на поиски кощеевой филактерии — как он попадал на остров? Буян, Рюген — неважно. На лодке приплывал, или, может быть на корабле? Что об этом сказано?
Тит Ардалионович покрутил головой.
— Ничего не сказано. В преданиях нет ни про лодку, ни про корабль. Иван просто шёл себе, шёл лесом, куда клубочек катится, и вышел к дубу заветному. Всё.
— Вот! — чему-то ужасно обрадовался Роман Григорьевич. — Понимаете теперь?
— Нет! — откликнулись «Пятницы» хором, они ещё были слишком увлечены собственным спором, чтобы думать о чём-то другом.
— Неужели? Вы только задумайтесь: шёл человек лесом, а оказался на острове посередь моря-окияна — как такое возможно? А змея Гарафена мне что сказала? «Отчего три стороны Буяна-острова голые, а одна сплошь лесом покрыта» — вот о чем я должен был её спросить! Лес, господа! Дорога с острова лежит через лес!
— Да ведь мы же его вчера обошли вдоль берега! Нет там никакой дороги, одно море кругом, — воображение Ивана Агафоновича нарисовало этакий узенький перешеек, соединяющий Буян с материком. Перешейка действительно не было.
— Есть! — отрезал Ивенский с великолепной уверенностью. — Достаточно на сегодня полемики, господа, решение принято. Собирайтесь, мы идём в лес. — Роман Григорьевич умел быть либеральным с подчинёнными, но и приказывать тоже умел.
Чем дальше в лес, тем очевиднее становилось, что их высокоблагородие были правы.
Если смотреть снаружи, то ельником на Буяне была покрыта совсем небольшая площадь: примерно четыре версты вдоль, пара поперёк. Её и лесом-то трудно было назвать, скорее уж, рощей. По убеждению, впавшего в нездоровый скепсис Листунова, они должны были пересечь её с запада на восток и выйти к побережью моря-окияна за полчаса, если не раньше.
Но прошли полчаса, и час, и другой, и третий. Уж и солнце начинало клониться к закату, а лес — именно лес, какая там роща! — и не думал заканчиваться, наоборот, становился всё гуще, всё непрогляднее.
115 
