Здесь было душно, тенисто и влажно. Множество ручейков с ржаво-бурыми бережками встречалось на пути — наконец-то удалось утолить жажду. Высоко над головой шумели плотно сомкнутые кроны янтарных сосен и седых замшелых елей, под ногами пружинил мох. Участками шли полосы сплошного валежника — будто некая злая сила нарочно возводила поперёк леса преграды. Особенное же беспокойство путникам доставляли заросли дикой малины. Ягод на ней не росло, а длинные колючие плети цеплялись за бельё, царапали руки.
Ягод в этом лесу не было вообще никаких. Попадались грибы, но поди, догадайся, съедобные или поганые? Будучи жителями сугубо городскими, наши герои плоховато разбирались в грибах. Листунов, к примеру, знал лисичку, маслёнок, рыжик и боровик. Удальцев мог продолжить этот перечень подберёзовиком, подосиновиком и груздём — в детстве ему доводилось ходить по грибы, когда гостил у дядюшки, в его маленьком Симбирском имении. Роман Григорьевич такого опыта не имел, зато он знал точно: если обратная сторона грибной шляпки похожа на губку — таким грибом отравиться нельзя. Но им, как на грех, попадались исключительно пластинчатые грибы. Из них одна половина была опознана как мухоморы, вторая тоже доверия не внушала, хотя Удальцеву казалось, что это сыроежки, и он тянулся попробовать. Но Роман Григорьевич ему запретил.
— Мы ещё не настолько оголодали, чтобы рисковать жизнью, — сказал он. — Главное, воды вокруг достаточно, а без пищи человек может прожить целый месяц.
Тит Ардалионович ему не поверил и предложил поохотиться на зайцев или глухарей из револьвера, благо, и те, и другие в здешнем лесу водились в изобилии. И снова у господина Ивенского нашлись возражения.
— Мы ещё не настолько оголодали, чтобы поедать сырую дичь. Огня-то у нас нет, и патронов мало. Не стоит тратить их понапрасну, неизвестно, что ждёт нас впереди.
Да, не было у них собой ни огня, ни запасных патронов — вообще ничего, кроме верхней одежды и кошелей с деньгами и бумагами, в сложившемся положении совершенно бесполезных. Саквояжи с дорожными принадлежностями остались там, на Рюгене, в маленькой гостинничке мыса Арконы — кто мог предположить, что путешествие на Буян так затянется? Особенно по этому поводу переживал Тит Ардалионович — он жалел не об утрате личных вещей, а о тех чудесных маленьких подарочках, что вёз с кленовской ярмарки. Он их с такой любовью выбирал, представлял, как будут рады родные — а теперь всё пропало!
К счастью, стоило ему высказать сожаления вслух, как мудрый начальник его утешил.
— Зря вы расстраиваетесь, Удальцев. Из германской гостиницы ничто просто так пропасть не может. Выберемся из заколдованных мест, вернёмся в Россию — дадим телеграмму на Рюген, чтобы наш багаж выслали по почте. Не исключено даже, что это будет сделано и без нас — у меня в вещах записная книжка с москов-градским адресом… Какое счастье, что я не оставил там письмо для папеньки от герцога! — вспомнил он. — Нехорошо, если бы оно угодило в чужие руки!
Такие слова совершенно успокоили агента Удальцева, и снова пришли мысли о еде.
— Дикие туземцы Южной Америки умеют добывать огонь трением, — вспомнил он.
— О-о, даже не пытайтесь! — вмешался Листунов, видя, куда тот клонит. — В гимназические годы я посвятил подобному эксперименту не час и не два. Пролил семь потов, но не добился даже самого лёгкого дымка. Должно быть, у туземцев есть какой-то секрет, не ведомый белым людям.
— Тогда двояковыпуклая линза! Если вынуть стёкла из наших часов, скрепить края смолой, внутрь налить воды…
— Это можно сделать не раньше завтрашнего утра. Взгляните на небо — уже темнеет.
Удальцев взглянул — и понял, что ночевать в тёмном лесу ему совсем не хочется, особенно если вспомнить, как выло в нём прошлой ночью. Нет, они непременно должны развести костёр — он отгонит и злого зверя, и поганую нечисть.
— Остаётся магия! — заключил он. — Нас в гимназии учили. Эх, сейчас попробую!
… Да, это было слишком самонадеянно, только зря опозорился перед Листуновым. Целый сноп красивых ярких, но холодных как бенгальский огонь искр высыпался с ладони горе-мага, а сам он, не выдержав непривычного напряжения, повалился без чувств в мох. Когда очнулся, Роман Григорьевич его отругал:
— Вы меня больше так не пугайте! Я решил, вы умерли! Зажечь от магического огня живое пламя почти невозможно, такой фокус даже покойному Понурову с Контоккайненом вряд ли удался бы, не то что нам с вами! Неужели вам в гимназии не объясняли?