Девушка с длинными зелеными волосами выбралась из пруда и пошла вдоль берега. Она оставляла влажные следы, от которых – Белла Петровна знала наверняка – исходил терпкий земляной запах.
Родилась я ночью, густела мгла,
– Вдаль уводят мои дороги –
Когда-то мать моя умерла.
Беда стоит на нашем пороге.
Бильвиза вывернула шею и глянула на Беллу Петровну. Деревянные губы сомкнулись с тихим стуком, как сундук закрылся, а по щекам белыми крупными слезами летел древесный сок.
Белла Петровна вернула гребень.
– Приходи с огнем, – попросила бильвиза, запустив руку в волосы. Она приподняла гриву, показывая источенную гнилью шею, съеденные плечи и пробившиеся к свету слюдяные стебли омелы.
А потом Белла Петровна очнулась. Она стояла в больничном коридоре, на привычном месте своем – у Юленькиной палаты. От ладоней на стекле остались отпечатки, и значит, Белла Петровна стояла давно.
Но вот беда – она не помнила, как пришла сюда. А еще в ушах звучала настойчивая просьба:
– Приходи с огнем.
Глава 7. Кто сторожит сторожей.
Инголф шел за проводником и давил желание выстрелить в спину. Спина удобно маячила впереди, играя лопатками и дразня разделительной чертой позвоночника.
А не-враг шел медленно и не оглядывался.
Не боялся?
Винтовка оттягивала плечо, и норовила лечь в две руки, найти упор и прицел. Где-то в районе левой лопатки.
– Так меня не убьешь, – сказал не-враг и тряхнул головой. Косицы его зашевелились, зазвенели и звон оглушил Инголфа.
– А как убьешь?
– Понятия не имею. Но не так точно. Омела – для живых. Или тех, кто хоть как-то жив… реален. Понимаешь?
На взгляд Инголфа не-враг был в достаточной мере реален. Он не имел плоти, но имел запах, а запахи не лгут. Однако лгут люди. И нелюди.
Винтовка согласилась. Имей она голос, предложила бы потратить пулю. На худой конец у Инголфа осталась еще одна. И запасная, зажатая между пальцами, приросшая к коже.
– Пули тебе пригодятся, – сказал не-враг. – Ты уже убил разум и дух. Осталось сердце.
– Разум – звери?
– У зверя – разум звериный. Тебе ли не знать.
– А то, что в котлах – дух?
Не-враг повернулся. Он двигался быстро, как тот волк, который убил Инголфа во сне.
– Вера. Там, – он указал пальцем на стену, которая выгибалась и трещала, грозя расколоться и выпустить в коридор раненый туман. – В котлах вера.
– Во что?
– Во все. В богов. Потом в бога. Потом в одного бога, но разного. Потом в науку. Не имеет значения, во что ты веришь. Важен сам факт.
– Зачем?
– Затем, что… это нефть и уголь чудес. Атомная энергия. Сила ветра и сила солнца. Все вместе.
Не-враг смотрел с жалостью, как будто не знал, что Инголф убьет и его тоже. Так будет правильно. Осталось найти способ.
– Нужно лишь собрать ее. На алтарях. В храмах.
– В котлах?
– Верно, но есть нюанс. На алтари ее кладут. В храмы приносят. В котлах – вываривают. Видел, как топят жир из нутряного сала?
– Видел.
– И с душой можно также. Главное – правильно извлечь. Он научился.
– Хорошо, – плохо, Инголфу было очень плохо от этого разговора. Внутри. Эти вопросы – снег, в котором вязнут лапы. И лед, что забивается меж пальцами, режет их до крови. – У кого он брал души?
Лицо не-врага морщится, как вода, проглотившая камень. И ему неприятен вопрос, но не-враг все равно отвечает:
– Ты говорил с вёльвой и знаешь ответ. У собственных детей.
Ответ верен. И логичен.
– Там много котлов.
– У ребенка много души. И много веры. Больше, чем у взрослых. Ему хватало… Он думал, что если соберет достаточно веры, то станет богом и всех спасет.
Кроме Инголфа. Скоро волчьи клыки сомкнуться на горле. Если, конечно, Инголф не успеет первым. И он задает последний из важных вопросов:
– Но у него не получилось?
– Ну почему. Отчасти получилось. Он бессмертен. Неуязвим. И умеет творить чудеса.
Инголф ждал продолжения ответа, раздумывая над тем, как пулей из омелы убить того, кого не существует.
– Только этого мало. Чтобы стать богом, чужой веры мало. Своя нужна.
Если ответ был в количестве веры, то Инголф полностью верил винтовке.
За дверью скрывалась пещера. В ней было светло, и свет исходил от стен, потолка и странных коротких колонн, пахнувших старой костью. Здесь вообще было много мертвого мяса. Оно дразнило свежим ароматом, соком кровяным, что потечет по языку, наполняя желудок сытостью.