— Прошу меня простить, но думаю, что мы сказали уже достаточно друг другу. Если позволите, я должен переодеться, — сказал он с холодным достоинством. — У меня назначено свидание, и если я не поспешу, то опоздаю.
— Свидание?
— Сожалею, но я должен идти.
Лоренс повернулся и медленно вышел из комнаты, превозмогая желание побежать. Ему нужно побыть в одиночестве, чтобы никто не видел, как он страдает. Мэй вышла следом.
— Я провожу вас, — сказал он, не глядя на нее.
Но стоило ему направиться к парадной двери, как раздался звонок. Мэй открыла дверь прежде, чем он смог ее остановить, и они оба замерли, уставившись на Ванессу, которая не менее потрясенно смотрела на них. Арктической синевы взгляд перебегал с растрепанных волос, помятого джемпера, раскрасневшегося лица и испуганных глаз Мэй на Лоренса, у которого под купальным халатом явно ничего не было.
Ванесса поджала губы, лицо ее выразило горькую иронию.
— Так вот почему ты опоздал! Я подозревала, что ты встречаешься с кем-то еще.
7
В наступившем молчании обе женщины уставились на Лоренса, а тот стоял, потупив взгляд, с застывшим лицом. Он терпеть не мог сцен, особенно прилюдных. Не выносил, когда на него кричат женщины, и ненавидел, когда из него делают посмешище.
Ни один из этих номеров не проходил с ним дважды. Если кто-то устраивал ему сцену, он пресекал ее в корне, а затем исчезал. Если женщина повышала на него голос, он бросал на нее ледяной взгляд, а затем исчезал. Если чувствовал, что из него делают посмешище, исчезал тоже. У него был простой и верный способ избавиться от того, что ему не по нраву, — уйти. Причем уйти быстро.
Сейчас Лоренс впервые не знал, как поступить и что сказать. Ванесса лишь констатировала очевидное — как он может ей лгать? Настало время прекратить их отношения. Ему давно уже следовало порвать с ней: они не подходили друг другу, и надо было честно сказать ей об этом. Она бы без труда нашла себе другого — множество мужчин дорого бы дали за возможность обладать ею. Причем большинство из них даже не волновало бы то, что Ванесса холодна и эгоистична.
Лоренса всегда удивляло, как много его знакомых, женатых на холодных, эгоистичных женщинах, прекрасно себя при этом чувствуют. Жены были для них по преимуществу украшением, деловыми партнерами, а не близкими друзьями. Или же мужья и сами были холодными и эгоистичными, и их вполне устраивало подобное родство натур.
Ванесса наконец взвинтила себя до состояния ярости и принялась рвать и метать.
— Если бы я терпеливо дожидалась тебя дома, вместо того чтобы приехать сюда и своими глазами увидеть то, что тебя задержало, я бы никогда не узнала, что ты ведешь двойную игру, не так ли?
Прочтя признание на его лице, она продолжила развивать тему:
— Ты бы изобрел какую-нибудь ложь вроде жизненно важного телефонного звонка, который раздался как раз в тот момент, когда ты выходил из дому, или пробок на дороге, — и я бы осталась в неведении, да? Интересно, как часто ты обманывал меня в прошлом? Ты постоянно твердил, что очень занят на работе, но, полагаю, тебя занимали дела более личные.
— Я сожалею, Ванесса, — жестко проговорил Лоренс и заметил, что Мэй смотрит на него удивленно и встревоженно.
Она прошептала — так, словно Ванесса не могла отчетливо слышать каждое ее слово:
— Лоренс, объясните же… скажите, что она все поняла неправильно.
Он покачал головой с застывшим, надменно-обиженным лицом. Почему Мэй стремится вновь толкнуть его в объятия Ванессы? Он не собирался вымаливать прощение за то, в чем совершенно не раскаивался. Все происходившее между ним и Ванессой было ошибкой, и он был рад, что этому пришел конец.
Но тут Мэй, обращаясь к Ванессе, произнесла:
— Правда, вы ошибаетесь. Все не так. Лоренс, расскажите ей, пусть она увидит…
— Спасибо, у меня есть глаза, — едко проинформировала Ванесса. — Я вижу, не волнуйтесь. — Она вновь окинула их взглядом, и ее лицо выразило отвращение при виде беспорядка в одежде Мэй и голых ног Лоренса. — Очень хорошо вижу. Я не нуждаюсь в том, чтобы Лоренс рисовал мне диаграммы.
Мэй огорченно проговорила:
— Нет, вы не понимаете — это не то, что вы думаете!
Ванесса издала звук, напоминавший отчасти кошачье фырканье, отчасти змеиное шипение.
— Не могли бы вы не вмешиваться? Я разговариваю не с вами. Впрочем, можете его забирать. Если сумеете удержать! Но послушайтесь моего совета: не оставляйте вашу работу. Это лживый и лицемерный болтун, и не стоит думать, что он будет относиться к вам лучше, чем ко мне!