100 
Если доносчика начинали мучить укоры совести, то этого недомогания легко было избежать, читая ежедневные дворцовые бюллетени, которые писались в Старом Форуме. Там он мог узнать, к примеру, что человек, на которого он донес, брал взятки, поклонялся чужеземным предрассудкам, осквернял храмы, предавался в них любви с женщинами и мальчиками и вообще был негодяем и изменником, чуть было не погубившим всю Империю.
Постепенно ростры[19] украшались все большим количеством сенаторских голов, охраняемых стражниками, чтобы помешать родственникам казненных похитить их и предать достойному погребению.
Домициан поступил очень мудро, избрав такое место, мимо которого не могли пройти рядовые граждане, сновавшие по своим житейским делам. Теперь на них падали мрачные тени от почерневших голов. Некоторые ухмылялись, словно сатиры из Гадеса сквозь нимбы из жужжащих мух, напоминая живущим о бренности человеческого существования. Некоторые поражали гримасами нечеловеческой боли, навсегда запечатлившейся на их лицах. Казалось невероятным, что когда-то эти головы принадлежали живым людям. Едва лишь намечались первые признаки сумерек, как на старом Форуме не оставалось ни одного прохожего. Днем же люди с тревогой пробегали взглядом по ужасным рядам — дворцовый чиновник мог внезапно обнаружить здесь голову своего пропавшего приятеля или родственника, плебей находил своего патрона еще до объявления о предании того суду.
Марк Юлиан старался как мог, спасая всех, кого еще можно было спасти. Однажды в его доме целый месяц прятались трое детей казненного сенатора. Домициан наверняка бы умертвил их, чтобы, став взрослыми, они не отомстили за отца. Затем Марк Юлиан помог им выбраться из города на дне телеги под грудой мусора. Детей других казненных он приютил в своей школе под видом переписчиков книг. Ему также удалось уберечь от казни двух своих коллег, сообщив Домициану, что эти сенаторы обанкротились, но упорно скрывали это обстоятельство. Его расчет оправдался. Домициан не видел никакого смысла в том, чтобы тратить время на преследование людей, у которых нечего было отбирать. Облагодетельствовав легионы щедрыми дарами, Император опустошил казну, и теперь ее срочно нужно было пополнять.
Особую тревогу у Марка Юлиана вызывало положение сенатора Нервы, но неизменное добродушие последнего помогало до поры до времени усыплять подозрения Домициана, который считал Нерву недалеким стариком, который вот-вот впадет в маразм.
Оставалось всего лишь одно препятствие, которое мешало Марку Юлиану назначить точный день исполнения его замысла — он никак не мог завоевать доверия обоих префектов преторианской гвардии. Один из них, Норбаний, до начала террора уже склонялся к переговорам с Марком. Каковы бы ни были репрессии, поражавшие своей кровавой свирепостью, Домициан главным образом обрушил их на сенаторов. Отказ преторианцев поддержать переворот означал бы переход заговора в гражданскую войну сразу после убийства Императора. В этом случае и Риме не осталось бы ни единой канавы, не заполненной кровью, а многие цветущие города превратились бы в пустыню.
* * *
Эрато передал Марку Юлиану просьбу Аурианы о встрече сразу после начала мятежа, но тот не осмелился пойти на такой риск. Его особняк находился под неусыпным наблюдением соглядатаев Вейенто, который буквально землю рыл носом, стремясь раскопать хоть малейший признак коварных умыслов Марка против Императора. Кроме Вейенто оскорбленная Юнилла тоже подсылала своих людей. Однако он так опечалился переживаниями Аурианы, что в конце концов забыл об осторожности и назначил встречу. Правда дважды под давлением обстоятельств ему пришлось переносить ее. Наконец, она была назначена на весну, на день праздника Флоры. Во время этого праздника на улицах Рима несколько дней царило всеобщее веселье, кругом шатались пьяные, кружились карнавалы, кутилы в масках разбрасывали пригоршнями люпин, а на улицы выпускали зайцев, козлов и других животных, символизировавших плодородие. Марк надеялся, что в этой суматохе Ауриане удастся проскользнуть незамеченной. Чтобы еще более обезопасить ее, он решил устроить свидание не у себя в доме, а в особняке Виолентиллы, богатой вдовы сенатора, который тоже входил в число заговорщиков.
Эрато испытал большое облегчение, когда узнал о встрече, так как видел, что Ауриана все больше и больше впадает в меланхолию. Ее выздоровление продолжалось около семи месяцев, и поклонники не раз уже выражали по этому поводу свое шумное нетерпение. Вернувшись на арену, она победила в трех поединках в течение одного месяца и завоевала этим еще большую славу. Один шалун даже установил перед храмом Венеры чучело в наряде гладиатора, имевшее сходство с Аурианой. И жрецы храма были шокированы тем, что перед чучелом было совершено больше жертвоприношений, чем в храме, на алтаре богини. Продавцы сувениров быстро открыли для себя источник доходов. Они стали продавать локоны волос, уверяя покупателей, что они срезаны с головы Аурианы.
100 
