30 
– Я ведь деловой человек, – мягко объяснил Коллеони, – мне незачем присутствовать на бегах. И что бы вы ни пытались сделать моим людям, вы не сможете повредить мне. Сейчас у меня двое в больнице. Это ничего. Уход за ними самый лучший. Цветы, виноград… я могу себе это позволить. Мне нечего беспокоиться. Я деловой человек. – Коллеони продолжал пространно и благодушно: – Вы мне нравитесь. Вы многообещающий юноша. Поэтому я говорю с вами как отец. Вы не можете повредить такому предприятию, как мое.
– Я могу повредить вам, – сказал Малыш.
– Игра не стоит свеч. Вам не удастся состряпать ни одного фальшивого алиби. Я деловой человек. – Глаза-изюминки заблестели в солнечных лучах, заглянувших в окно сквозь цветы в вазе и упавших на пушистый ковер. – В этой комнате обычно останавливался Наполеон Третий, – сказал он. – И Евгения.
– А кто она такая?
– Ну, одна заграничная бабенка, – уклончиво ответил Коллеони.
Он сорвал цветок и воткнул его себе в петлицу; и что-то похотливое глянуло из его черных, похожих на пуговки, глаз, что-то, напоминающее о гареме.
– Я пошел, – сказал Малыш. Он встал и направился к двери.
– Вы меня поняли, правда? – спросил Коллеони, не поднимаясь с кресла; он держал руку очень спокойно, так что пепел его сигары, теперь образующий длинную палочку, не отваливался. – Бруер жаловался. Не делайте этого больше. И Тейт… оставьте ваши шутки с Тейтом.
Его старое библейское лицо было почти бесстрастно, он только слегка забавлялся и был настроен в меру дружелюбно; но вдруг в этой роскошной комнате в викторианском стиле что-то переменилось: этот человек с золотой зажигалкой в кармане и ящиком для сигар на коленях стал казаться властелином мира, всего здешнего мира – кассовых аппаратов и полисменов, проституток, парламента и законов, которые решают: это хорошо, а это дурно.
– Я прекрасно понял, – сказал Малыш. – Вы думаете, что мы слишком ничтожны для вас.
– У меня работает великое множество людей, – ответил Коллеони.
Малыш закрыл за собой дверь; развязавшийся шнурок хлопал по его башмаку все время, пока он шел по коридору; огромный холл был почти пуст, только какой-то человек в широких гольфах ждал девушку. Весь внешний мир воплотился в Коллеони. Влажное пятно, куда не попал утюг, все еще виднелось на груди Малыша.
Чья– то рука тронула его за плечо. Малыш обернулся и узнал человека в котелке. Он настороженно кивнул.
– Привет.
– У Билли мне сказали, что ты пошел сюда, – ответил человек в котелке.
Сердце у Малыша замерло: почти впервые он представил себе, что по закону его могут повесить, вынести во двор и бросить в яму, закопать в извести, положить конец беспредельному будущему…
– Я вам нужен?
– Да.
Он подумал: Роз, эта девчонка, кто-то у нее выпытывал. Его мысль метнулась назад – он вспомнил, как она застала его, когда он шарил рукой под скатертью. Он мрачно усмехнулся и сказал:
– Ну что ж, во всяком случае, это не вызов на заседание «Большой четверки».
– Пойдем в участок?
– А ордер имеется у вас?
– Да это Бруер пожаловался, что ты порезал его. Ты оставил ему хороший шрам.
Малыш рассмеялся.
– Бруера? Я? С чего бы я стал его трогать?
– Пойдешь к инспектору?
– Конечно, пойду.
Они вышли на набережную. Уличный фотограф увидел их и снял колпачок с объектива. Малыш, проходя мимо, закрыл лицо рукой.
– Вы должны запретить такие вещи, – сказал он. – Очень мне надо, чтобы на молу торчала открытка; мы с вами идем в участок.
– Как-то в городе поймали убийцу с помощью такого моментального снимка.
– Читал я об этом, – сказал Малыш и умолк. «Это дело Коллеони, – подумал он, – он хочет показать себя, он подговорил Бруера подать жалобу».
– Говорят, что у Бруера жена совсем плоха, – мягко заметил сыщик.
– Да? – сказал Малыш. – Я не знал.
– Ты, наверно, подготовил алиби?
– Откуда я знаю? Я же не знаю, что он там говорит, в котором часу я его порезал. Ни один ловкач не может иметь алиби на каждую минуту дня.
– Ты хитрый паренек, – сказал сыщик, – но сейчас тебе нечего волноваться. Инспектор хочет с тобой по-дружески побеседовать, вот и все.
Он первый прошел через кабинет. За письменным столом сидел пожилой человек с усталым лицом.
– Садись, Браун, – предложил он.
Он открыл портсигар и пододвинул его к юноше.
30 
