74 
– До дна! – весело объявила она.
Ожидая, пока таблетки подействуют, она показала Ли записку, которую накануне подсунул ей под дверь Николас.
– О чем тут говорится?
Он проглядел записку.
– Сейчас напишу перевод, – пообещал Ли, и уже через три минуты Даглесс читала.
«Думаю, мой эгоизм стал для тебя бременем. Я больше не заслуживаю твоей помощи».
– «Не заслуживаю»? Там так говорится?
– Именно так.
Оказывается, она почти угадала, что написал Николас, когда покинул ее, прежде чем она нашла его в пабе.
Ли зевнул и потер глаза.
– Что-то мне не по себе…
Он снова зевнул, пространно извинился и, подойдя к кровати, прилег «на минуту» и мгновенно заснул. Даглесс поспешно направилась к маленькому деревянному сундучку, стоявшему на столике у камина.
Внутри оказалась связка старых, пожелтевших, ломких бумаг. Но почерк был вполне отчетливым. Чернила не выцвели, как теперешние, которые почти теряли цвет через год-другой. Даглесс обрадованно схватила бумаги, но при первом же взгляде на них у нее упало сердце. Письма были написаны тем же шрифтом, что и записка, и Даглесс не поняла ни единого слова.
Она по-прежнему склонялась над письмами, пытаясь хоть что-то разобрать, когда дверь внезапно распахнулась.
– Ага! – зловеще прошипел Николас, взмахнув шпагой, прежде чем ворваться в комнату. Это было так неожиданно, что Даглесс потеряла дар речи. Немного придя в себя, она улыбнулась Николасу.
– Арабелла уже добилась чего хотела?
Николас перевел взгляд со спящего Ли на бумаги и смущенно потупился:
– Она ушла спать.
– Одна?
Вместо ответа Николас подошел к столу и поднял письмо.
– Почерк матери, – заметил он таким тоном, что Даглесс мигом забыла о ревности.
– Я не смогла их прочитать.
– Вот как? – усмехнулся он, подняв бровь. – Придется давать тебе уроки. По вечерам. Думаю, ты способная и быстро научишься.
– О’кей, ты выиграл! – рассмеялась Даглесс. – А теперь садись и читай.
– А он? – Николас показал кончиком шпаги на спящего Ли.
– Он до утра не проснется.
Николас бросил шпагу на стол и принялся читать. Поскольку от Даглесс все равно не было толку, она села в уголок и принялась наблюдать за ним. Если он так влюблен в жену, почему ревнует к каждому, кто взглянет в ее сторону? И почему валяет дурака с Арабеллой?
– Николас! – тихо окликнула она. – Ты никогда не думал о том, что случится, если ты не вернешься в свое время?
– Нет, – рассеянно буркнул он, просматривая письмо. – Я должен вернуться.
– А если не получится? Если тебе придется остаться здесь навсегда?
– Я послан сюда, чтобы найти ответы. Мне и моей семье причинили зло. Я послан сюда, чтобы его исправить.
Даглесс играла с рукоятью шпаги, перекатывая ее так, чтобы свет лампы падал на драгоценности.
– Но что, если ты послан сюда по другой причине? Причине, которая не имеет ничего общего с обвинением в измене?
– И какова же эта причина?
– Не знаю, – солгала Даглесс, хотя при этом подумала: «Любовь».
– Та любовь, о которой ты столько говоришь? – усмехнулся он, словно читая ее мысли. – Может, Господь рассуждает, как женщина, и больше заботится о любви, чем о чести?
Похоже, он просто смеется над ней!
– К твоему сведению, многие люди верят, что Бог – это женщина.
Николас ответил взглядом, красноречиво говорившим, насколько абсурдной он находит эту идею.
– Нет, в самом деле, – настаивала Даглесс. – Что, если ты не вернешься? Обнаружишь все, что хочешь знать, но останешься здесь, скажем, на год-другой.
– Не останусь, – отмахнулся Николас, но все же украдкой взглянул на Даглесс.
Четыре столетия не изменили Арабеллу. Она все та же. По-прежнему один мужчина сменяет другого в ее постели. Все то же сердце из камня. Но эта девушка, заставлявшая его смеяться и грустить, смотревшая на него огромными глазами, в которых, как в прозрачном озере, отражались все ее чувства, эта девушка почти будила в нем желание остаться.
– Я должен вернуться, – сурово повторил он, прежде чем снова заняться письмами.
– Понимаю: все, что связано с твоей семьей, крайне для тебя важно, но все произошло очень давно и закончилось не так уж трагично. Твоя мать вышла замуж за богатого человека и прожила остаток дней своих в роскоши. Ее никто не выбрасывал на улицу. И хотя твоя семья потеряла поместья Стаффордов, наследников ведь не оставалось. По твоим словам, детей у тебя не было, Кристофер тоже умер бездетным, и кого ты обездолил? Поместья отошли королеве Елизавете, а она превратила Англию в великую страну, так что, возможно, твои деньги помогли Англии. Вероятно…
74 
