Николас пощекотал ее под подбородком.
– Сомневаюсь. Кстати, чем это так вкусно пахнет? Я голоден.
– Я обещала тебе американский ленч, – улыбнулась Даглесс. – Пойдем навестим миссис Андерсон.
Рука об руку они отправились на кухню. Охотники взяли с собой корзинки с ленчем, поэтому на кухне ничего не готовилось, если не считать пудинга, медленно дозревавшего на задней горелке плиты.
Получив разрешение миссис Андерсон, Даглесс принялась за дело. Поставила вариться картофель и яйца и взялась было за торт, но решила вместо этого испечь шоколадные пирожные с пекановыми орехами. Николас сидел за большим столом, экспериментируя с упаковкой и алюминиевой фольгой, открывая и закрывая пластиковые контейнеры, пока Даглесс не объявила, что постоянное шуршание сводит ее с ума. Поэтому она поручила ему чистить картофель и яйца. Однако он отказался резать лук.
– А Леттис ты помогал готовить? – осведомилась она с невинным видом.
Вместо ответа Николас засмеялся.
Когда обед был готов, Даглесс убрала за собой – Николас помогать отказался – и сложила все в большую корзину, добавив термос с лимонадом. Николас вынес все в маленький огороженный садик, где они уселись под вязами и стали пировать.
Она рассказала о том, как прочла дневник, и когда Николас доедал курицу, осмелилась спросить о жене.
– Ты никогда не упоминаешь о ней. Говоришь только о матери и умершем брате. Рассказал даже о любимой лошади. Но ни словом не обмолвился о жене.
– А ты бы этого хотела? – бросил он почти предостерегающим тоном.
– Она так же красива, как Арабелла?
Николас подумал о Леттис. Теперь казалось, что она бесконечно от него далека. Арабелла на редкость глупа: мужчине совершенно не о чем было с ней говорить, – зато в ней горела неутолимая страсть. В Леттис не было страсти, зато мозги… мозгов хватало, чтобы безошибочно определить, что для нее всего лучше.
– Нет, она не похожа на Арабеллу.
– А на меня? – допытывалась Даглесс.
Николас представил Леттис за стряпней.
– И на тебя тоже. Что это такое?
– Нарезанные томаты, – рассеянно обронила она, явно намереваясь засыпать Николаса вопросами, но он перебил ее:
– Ты сказала, что любишь мужчину, который тебя бросил. Почему?
Даглесс немедленно ощетинилась и хотела было объяснить, что из Роберта мог бы выйти хороший муж, но неожиданно обмякла и безвольно опустила плечи.
– Эго. Мое чрезмерное самомнение. Я безгранично верила в собственные силы. Роберт твердил, что никто не любил его так сильно. Он клялся, что мать была к нему холодна, а жена – вообще фригидна. Не знаю почему, но я искренне верила, будто смогу дать всю любовь, которой ему так не хватало. Я честно пыталась. Отдавала и отдавала, и все же этого оказывалось недостаточно. Я не отступала. Продолжала делать все, что могла, но… – Она осеклась и задумчиво уставилась в небо. – Полагаю, я воображала, что в один прекрасный день он, подобно героям кино, придет ко мне и скажет: «Ты лучшая женщина в мире. Ты дала мне все, о чем я мечтал». Но этого не произошло. Роберт то и дело повторял, что я ничего ему не даю. Поэтому я, дурочка, старалась все усерднее и усерднее. Но…
– Что? – тихо спросил Николас.
Даглесс старательно изобразила улыбку.
– Но в конце концов он подарил дочери бриллиантовый браслет, а меня попросил оплатить половину счетов.
Она отвела глаза и поэтому не сразу заметила, что Николас протягивает ей кольцо. Он перестал надевать кольца, заметив, что другие мужчины их не носят. В кольце сверкал изумруд размером с прибрежную гальку.
– Это еще зачем?
– Имей я доступ к тому, что принадлежит мне, осыпал бы тебя драгоценностями.
– Ты уже подарил мне брошь, – улыбнулась она, прижав руку к сердцу. Брошь была приколота к изнанке лифчика, потому что ее необычность и явная древность, несомненно, вызвали бы вопросы. – Ты и без того дал мне слишком много. Купил одежду и… и был так добр ко мне. Знаешь, время, проведенное с тобой, самое счастливое в моей жизни. Надеюсь, ты никогда не вернешься.
Сообразив, что сказала, Даглесс охнула и прижала ладонь к губам.
– Прости. Я не хотела. Конечно, ты должен вернуться. Вернуться к своей красавице жене… и… и получить от нее наследников, которым оставишь эти чудесные поместья. Ведь тебе не придется отдавать их в казну! Но ты понимаешь, что если доктор Нолман откроет нам имя доносчика, ты можешь в эту же минуту оказаться дома? Молниеносно. Ли называет имя, и ты исчезаешь. Пуф! И тебя уже нет.