Капитан кивнул, улыбнулся еще раз и негромко сказал:
– По-моему, ты сделал разумный выбор. Ты с этим согласен?
– Ага, – ответил я и пожал плечами. – Если это можно назвать выбором.
Мы помолчали. По моим представлениям, за время нашего плавания у капитана сложилось обо мне хорошее мнение, а уж я-то держался о нем мнения безусловно высокого, ибо человеком он был справедливым и порядочным, ко всем матросам и офицерам относился одинаково, усердно следил за тем, чтобы мы оставались здоровыми, хорошо накормленными и способными выполнить нашу миссию как можно быстрее. Я сознавал, что сейчас он наблюдает за мой, и наконец капитан заговорил снова.
– Эта… эта твоя привычка, – начал он.
– Привычка, сэр?
– Воровство. Лазанье по карманам. Называй как хочешь. Давно ты занимаешься этим?
Услышав его вопрос, я немного покраснел, но наврать ему и не подумал. Я не настолько стыдился моего прошлого, чтобы не рассказать о нем капитану в ответ на его вопрос, и не хотел, чтобы он начал думать обо мне плохо, чтобы заслуженное мною до той поры одобрение капитана сменилось осуждением. Это и так должно было случиться, и довольно скоро – после того, как я сбегу с корабля, а он разочаруется во мне, сочтет меня ни на что не годным.
– Сколько я себя помню, сэр, – сказал я. – Мистер Льюис – тот, кто присматривал за мной, – он и обучил меня этому ремеслу.
– Знаешь, давай не будем называть его ремеслом, мальчик; это слово подразумевает честный труд. А мистер Льюис, каким он был человеком?
Я подумал немного.
– Дурным, сэр. Дурным с головы до пят.
– Понятно. – Капитан кивнул. – Он что же, твой родственник? Дядюшка, быть может?
– Нет, сэр, – ответил я. – Ничего подобного. Да у меня и нет родственников. Во всяком случае, я ни одного не помню. Мистер Льюис управляет заведением для мальчиков и взял меня к себе, когда я был малолеткой.
– Заведением? – переспросил капитан, и лоб его покрылся морщинами. – Ты хочешь сказать, чем-то вроде школы?
– В своем роде, – согласился я. – Мы там много чему научились, это уж точно. Не тому, о чем вам хотелось бы знать, но тем не менее научились.
Капитан поколебался немного, а когда заговорил снова, его слова удивили меня.
– Ты говоришь об этом человеке с немалым гневом, – сказал он. – Твой голос подрагивает от ярости так, точно ты ненавидишь его.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но обнаружил, что ответить мне нечем. Капитан был прав: думая о мистере Льюисе, я испытывал гнев, не сознавая, впрочем, что он проступает в моих словах.
– Что же, сэр, – сказал я, – его заведение не было радостным местом.
– Но там, разумеется, были и другие мальчики? Пареньки твоих лет?
– Пареньки любых лет – до шестнадцати или семнадцати, сэр. Мистер Льюис брал пяти-шестилеток и содержал их, пока они не достигали этого возраста. Выгонял он лишь тех, кто оказывался неискусным в воровстве или не был достаточно хорошеньким…
– Достаточно хорошеньким? – спросил капитан, ухватившись за слово, которое сорвалось с моих губ прежде, чем я успел его изловить. – О чем ты, черт возьми, говоришь?
– Не знаю, сэр, – торопливо ответил я. – Я всего лишь…
– Для чего, спрашивается, нужно, чтобы мальчик был достаточно хорошеньким? Он что же, без этого воровать не сможет?
Капитан смотрел на меня, а мое лицо заливала краска еще и погуще прежней, если бы мне плеснули на щеки водой, она обратилась бы в кипяток. Я подумал, сам тому удивившись, что того и гляди разревусь, навеки покрыв себя позором. Прежде я и представить не мог, что у нас с капитаном заведется такой разговор, и теперь негодовал на себя за то, что ввязался в него.
– Если только… – наконец задумчиво произнес он, поглаживая подбородок. А затем поднялся из-за стола и подошел ко мне: – Что это было за место, Тернстайл, заведение, в котором ты вырос?
– Я же вам говорил, разве нет? – огрызнулся я, чего никогда еще не делал, чего никогда не делал никто из членов команды. – Дурное место. Место, в которое я не вернусь, даю вам слово. Я скорее умру, чем возвращусь туда, сделать это вы меня не заставите – и никто из вас не заставит.
Мы простояли, глядя один на другого, долгое, как мне показалось, время, и, клянусь, на лице капитана выражалось страдание, которое я испытывал, вспоминая о том, с чем столкнулся в моей жизни. Он приоткрыл рот, и я подумал, что сейчас услышу от него слова утешения, но тут в двери появился мистер Кристиан и разговор наш прервался.