Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
171 
– Что? – колдун резко развернулся. – Ты с ними говорила?
– Вроде того.
В темных глазах полыхнула ярость, а вот голос прозвучал на удивление спокойно.
– Сама виновата. Если они не захотят тебя выпускать, я отрежу тебе руку вместе с ниткой, понятно?
Возражать, объясняя, что это ему не поможет, я не стала. Испугалась, что колдун просто назло решит попробовать.
У калитки серых не было, но из проулка выбрались две огромные ящерицы и сопровождали нас вниз по улице. Молодые липы и клены обрамляли мостовую, под их кронами густеющие тени на асфальте казались чернильными кляксами. Они медленно, плавно меняли свои очертания, их щупальца выползали на дорогу, но мы шли ровно посередине, по полустертой двойной полосе, и дотянуться до нас им было сложно.
Высокая металлическая ограда ботсада тянулась вдоль улицы. Я ожидала увидеть за ней спящие тюльпаны, но там, где еще вчера пестрели такие неожиданные для середины лета цветы, теперь торчали одинокие кусты вездесущей амброзии и покривленные низкие заборчики с облупившейся краской.
У старенькой акации под самой оградой стояла женщина.
Я вздрогнула, остановилась, не сразу сообразив, что вижу перед собой не человека, а одного из тех призраков, которые напали на меня у калитки института, но Виктор больно дернул меня за руку, увлекая вперед.
Ящерицы все так же держались на расстоянии, а серые фигуры, которые в сумерках можно было принять за людей, постепенно собирались у тротуаров и тоже шли за нами. Медленно, отставая. Но впереди, у стен уснувших домов и под деревьями, нас ждали другие. Такие же безжизненные тени. Я видела их просительно вытянутые руки, ощущала чужую горечь и злобу. В тишине заброшенного города все отчетливей слышался шепот:
– Отдай. Отдай…
Улица изогнулась. Ботсад остался позади. Теперь по обе стороны – невысокие дома, и в каждой тени, в каждой арке – застывшие в ожидании фигуры.
– Отдай, – шелестели голоса.
– Отдай! – требовали.
– Живая! – негодовали. – Поделись!
Здание автовокзала у перекрестка. Серая толпа на улице. Вчерашняя девушка-самоубийца и мужчина с пистолетом в опущенной руке. Ватага мальчишек-школьников, женщина с коляской. Взгляд, полный укора и зависти.
– Живая! Поделись!
Я все думала спросить у Виктора – а слышит ли он эти голоса? И молчала.
Небо неумолимо темнело. Бледный рог месяца вынырнул из-за туч и спрятался. Сумерки сгущались, тени становились смелее. Живое тепло притягивало их, звало, выталкивало из-под деревьев, из-под карнизов на открытую слабому свету дорогу. Ящериц они больше не боялись. Холодной волной следовали попятам, обходили, пытаясь окружить, и пояс Всемила, потускневший, словно вывалянный в пыли, уже не отзывался искрами.
Мы пошли быстрее. Я едва успевала сматывать нить. Может, и побежала бы, но спутник, вцепившись в мой локоть, не давал вырваться вперед. Видно, считал, что спешить ни к чему.
Он ошибся.
Серые преградили нам путь на проспекте. Колдун отмахнулся от первых двух – и тут же навалились другие. Холодные руки хватали за одежду, прижимались к коже, забирая тепло. Я отбивалась, забыв про Виктора, но серых оказалось чересчур много. Меня повалили на асфальт, словно спрятали в леденящем коконе.
– Живая! Отдай! – слышалось отовсюду.
Я сообразила обнять сумку, закрыть ею лицо, но вытащить топор или спички не получалось.
– Отдай! Отдай! – в голосах слышалась злая радость. Холод сковывал, тело становилось слабым, вялым. Ужас уступал место безразличию.
– Отдай!
Что отдать? Путь берут что угодно, не жалко.
Сопротивляться? Нет. Прижаться к асфальту и лежать, слушая заунывную колыбельную мертвого города…
Гул убаюкивал, чужие руки замерли, опасаясь упустить хоть капельку тепла. Множество ног перед моими глазами – в туфлях, босоножках, грубых сапогах и пляжных вьетнамках – слились в одну грязно-серую массу, и на их фоне ярким пятном появилась малюсенькая фигурка в синем платье.
Тряпичная кукла, после знакомства с Виктором потерявшая свой скромный и опрятный вид, неуклюже переваливаясь, протопала мимо моего лица. Остановилась. Ее нарисованные глаза над улыбающимся ртом смотрели на меня. Или только так казалось? Потом кукла подняла голову.
В тот же миг серые заметили новую жертву. Оставив нас с Виктором лежать на земле, с радостным вздохом набросились на куклу, не умевшую защитить от них свою маленькую жизнь. Мгновение – и жадные призраки заброшенного города скрыли под своими телами скромный подарок колдуньи Василины.
171 
