— Замолчите же! — шепнула я.
Это был первый и, подозреваю, последний раз, когда я имела дело с Гаем Букером: нам обоим этот процесс не доставлял ни малейшего удовольствия.
— Уверен, моя клиентка впредь будет сдерживать свои эмоции, — сказал он, глядя на Пайпер и особо выделяя последние три слова. Затем он обернулся к стенографистке: — Начинайте, Клаудиа.
Я покосилась на Шона и одними губами произнесла слово «спокойно». Он, кивнув, с хрустом повертел головой из стороны в сторону, как боксер перед выходом на ринг.
И хруст его суставов напомнил мне о тебе, о твоих переломах.
Гай Букер открыл кожаную папку. Лоснящаяся кожа, скорее всего, итальянская. Наверное, поэтому-то — хотя бы отчасти поэтому — «Букер, Худ и Коутс» и выиграли столько дел. Они выглядели победителями: богатые офисы, костюмы от Армани, ручки «Уотерман». Даже блокноты у них, скорее всего, были ручной работы и с водяными печатями в виде логотипов на каждой странице. Ничего удивительного, что половина оппонентов сразу же выбрасывала белый флаг.
— Лейтенант О’Киф, — начал он, и начал очень гладко, как будто между словами для него не было зазоров, как будто он был собеседнику другом, — вы ведь верите в справедливость?
— Поэтому я и стал полицейским, — с гордостью ответил Шон.
— Как вы считаете, справедливости можно добиться в суде?
— Конечно. В нашей стране так и происходит.
— Вы считаете себя склочником?
— Нет.
— Стало быть, у вас были веские причины на то, чтобы судиться с компанией «Форд Моторз» в две тысячи третьем году?
Я изумленно уставилась на Шона.
— Вы судились с «Форд Моторз»?
Шон сердито нахмурился.
— При чем тут моя дочь?
— Вы получили от них денежную компенсацию, не так ли? Двадцать тысяч долларов. — Он зашуршал бумагами в своей кожаной папке. — Вы не могли бы объяснить суть своих притязаний?
— Я целыми днями сидел в патрульной машине, и у меня развилась грыжа спинного диска. Их автомобили подходят только манекенам для аварийных испытаний, а не живым людям.
Я закрыла глаза и подумала, как было бы чудесно, если бы хоть один из моих клиентов говорил мне правду.
— Вернемся к Уиллоу, — продолжил Гай. — Сколько часов в сутки вы с ней проводите?
— Около двенадцати.
— И сколько часов из этих двенадцати она спит?
— Ну, не знаю. Восемь, если всё хорошо.
— А если не всё? Сколько раз за ночь вам приходится вставать?
— По-разному. Раз-два.
— Значит, если отбросить то время, которое нужно ей для сна, и то, когда вы пытаетесь уложить ее в постель, останется около четырех-пяти часов в день. Я не ошибся в расчетах?
— Вроде бы нет.
— И чем вы обычно занимаетесь в это время?
— Играем на приставке. Она вечно обыгрывает меня в «Супер-Марио». Или в карты… — Он слегка покраснел. — Ей особенно хорошо дается покер. Пятикарточный стад.
— Какая у нее любимая передача? — спросил Гай.
— На этой неделе — «Лиззи Макгвайер».
— Любимый цвет?
— Пурпурный.
— Какую она любит музыку?
— Ханну Монтану и братьев Йонас, — ответил Шон.
Я вспомнила, как мы с мамой сидели на диване и смотрели «Шоу Косби». Каждый вечер мы готовили в микроволновке целую миску попкорна и съедали всё подчистую. После того как Кеша Найт Паллиам состарилась и ее заменила Рейвен-Симон, шоу стало уже не то. Если бы меня воспитывала биологическая мать, в какие цвета было бы окрашено мое детство? Смотрели бы мы запоем мыльные оперы, документальные программы по «Пи-би-эс», сериал «Династия»?
— Насколько я знаю, сейчас Уиллоу ходит в детский сад.
— Да, два месяца назад пошла.
— Ей там нравится?
— Иногда бывает тяжеловато, но вроде бы нравится.
— Никто не станет спорить, что Уиллоу — ребенок с ограниченными возможностями, — сказал Гай, — но ведь эти ограниченные возможности не ограничивают ее образование, верно?
— Верно.
— И не мешают ей наслаждаться жизнью с родителями и сестрой?
— Совершенно не мешают.
— Вы, как отец Уиллоу, наверное, могли бы даже сказать, что обеспечили ей насыщенную, полноценную жизнь, я прав?
«О нет», — подумала я.
Шон приосанился, исполнившись гордости за себя.
— Еще бы!
— Тогда почему, — и тут Гай нанес смертельный удар, — вы говорите, что лучше ей было не рождаться на свет?