Вепперс посмотрел на странное устройство. Оно выглядело так жалко и неприметно...
— А зачем его туда засунули? — спросил он обоих помощников. — Что оно там делало? Полагаю, можно считать доказанным, что никакими сверхъестественными способностями оно ее не наделило.
— Эти устройства используются для снятия личностных слепков, — ответил Джаскен.
— Для хранения души, за неимением более подходящего термина, — прибавил Сульбазги.
— Это позволяет гражданам Культуры воскреснуть, если они умерли не по своей воле, — продолжал Джаскен.
— Я знаю, — терпеливо заметил Вепперс. — Я и сам заглядывался на такую технику, не думаете же вы, что я не завистлив?
Он снова попытался пошутить и снова не получил поддержки. Это уже было серьезно.
— Господин, — сказал Джаскен, — нельзя исключать, что записанная нейросетью информация — копия ее личности — была передана куда-то в другое место в миг ее смерти. Собственно, для этого такие душехранительницы и предназначены.
— Передана? — проскрипел Вепперс. — Куда же?
— Недале... — начал было Джаскен.
— Я не понимаю, как такой фокус вообще удалось провернуть, — покачал головой Сульбазги, метнув быстрый взгляд в сторону Джаскена. — Я тоже провел кое-какие разыскания. Душеперенос требует времени и полноценного клинического исследования субъекта. Не забывайте, речь идет о полном личностном слепке. О каждой мысли и каждом воспоминании. Эту информацию нельзя передать за пару ударов сердца, будто какое-нибудь сраное текстовое сообщение.
— Мы имеем дело с технологией инопланетной цивилизации Восьмого уровня, — с неожиданно прорвавшимся презрением процедил Джаскен. — Вы понятия не имеете, на что они способны. Мы в данном случае ничем не лучше не знающих колеса дикарей, которым подсунули голоэкран. Все, что мы можем сказать, глядя на него: это устройство-де не может функционировать, потому что нельзя стирать и перерисовывать наскальные рисунки с такой скоростью.
— Но должны же быть какие-то ограничения, — настаивал Сульбазги.
— Несомненно, — фыркнул Джаскен. — Но мы не можем судить, в чем они состоят.
Сульбазги набрал побольше воздуха в грудь, готовясь разразиться пламенной тирадой, но прежде чем ему это удалось, заговорил Вепперс.
— Как бы там ни было, это дурные вести.
Он отдал Сульбазги остатки кружева. Доктор сграбастал клубок, положил в карман лабораторного халата и тщательно застегнул его.
— Если, — сказал Вепперс, — эта фиговина записала ее душу, то она может помнить...
— Все, — ответил Сульбазги, — вплоть до последней секунды.
Вепперс покивал.
— Джаскен, — сменил он тему, — ты не был бы так любезен навести у Ярбезиля справки на предмет наших отношений с Культурой?
— Да, господин, — Джаскен, слегка поклонившись, на миг отвернулся, чтобы связаться с личным секретарем Вепперса, который, без сомнений, уже сидел в полной боевой готовности за рабочим столом в офисной гондоле Гало VII. Джаскен выслушал ответ секретаря на вопрос Вепперса, что-то пробормотал и повернулся к хозяину. — Ярбезиль охарактеризовал наши отношения с Культурой как туманные.
Прозвучало это желчно.
— Не знаю, насколько удачной можно считать эту шутку, если это была шутка, — добавил Джаскен, пожав плечами.
— Ну что ж, — протянул Вепперс, — у нас ведь и вправду не так много контактов с Культурой, разве нет?
Он обвел взглядом своих клевретов.
— И вправду.
Джаскен покачал головой.
Сульбазги разжал стиснутые челюсти и отвернулся.
На всю троицу накатило недолгое неприятно-тревожное ощущение, когда Гало VII, тихо и незаметно менявшее конфигурацию в течение последних нескольких минут, в точном соответствии с заданной программой перекатилось с равнины на просторный пляж, а затем меж двух огромных, выложенных галькой желобов съехало в мутные, почти недвижные воды Олигинского внутреннего моря. Оно выпустило огромные весла и, несущественно замедлившись, пустилось в долгое плавание вдоль туманных берегов.
— Бесспорно, эта проблема требует дальнейшего исследования, — заявил Вепперс. — Джаскен, задействуй все доступные нам ресурсы. Держи меня в курсе.
Джаскен кивнул.
Вепперс стоял очень прямо.
— Спасибо, доктор, — обратился он к Сульбазги. — Окажите мне услугу, оставшись на завтрак. Если ни у кого не найдется дополнительных ценных замечаний, я пойду переоденусь.