НАДПИСЬ НА КНИГЕ
М. Лозинскому
- Почти от залетейской тени
- В тот час, как рушатся миры,
- Примите этот дар весенний
- В ответ на лучшие дары,
- Чтоб та, над временами года,
- Несокрушима и верна,
- Души высокая свобода,
- Что дружбою наречена, —
- Мне улыбнулась так же кротко,
- Как тридцать лет тому назад…
- И сада Летнего решетка,
- И оснеженный Ленинград
- Возникли, словно в книге этой
- Из мглы магических зеркал,
- И над задумчивою Летой
- Тростник оживший зазвучал.
29 мая 1940, Ленинград. Фонтанный Дом
ТРЕТИЙ ЗАЧАТЬЕВСКИЙ
- Переулочек, переул…
- Горло петелькой затянул.
- Тянет свежесть с Москва-реки.
- В окнах теплятся огоньки.
- Как по левой руке – пустырь,
- А по правой руке – монастырь,
- А напротив высокий клен
- Красным заревом обагрен.
- А напротив – высокий клен,
- Ночью слушает долгий стон.
- Покосился гнилой фонарь —
- С колокольни идет звонарь…
- Мне бы тот найти образок,
- Оттого что мой близок срок,
- Мне бы снова мой черный платок,
- Мне бы невской воды глоток.
1922
АВГУСТ 1940
То град твой, Юлиан!
Вяч. Иванов
- Когда погребают эпоху,
- Надгробный псалом не звучит,
- Крапиве, чертополоху
- Украсить ее предстоит.
- И только могильщики лихо
- Работают. Дело не ждет!
- И тихо, так, Господи, тихо,
- Что слышно, как время идет.
- А после она выплывает,
- Как труп на весенней реке, —
- Но матери сын не узнает,
- И внук отвернется в тоске.
- И клонятся головы ниже,
- Как маятник, ходит луна.
- Так вот – над погибшим Парижем
- Такая теперь тишина.
5 августа 1940, Шереметевский Дом
ТЕНЬ
- Что знает женщина одна о смертном часе?
О. Мандельштам
- Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,
- Зачем всплываешь ты со дна погибших лет,
- И память хищная передо мной колышет
- Прозрачный профиль твой за стеклами карет?
- Как спорили тогда – ты ангел или птица!
- Соломинкой тебя назвал поэт.
- Равно на всех сквозь черные ресницы
- Дарьяльских глаз струился нежный свет.
- О тень! Прости меня, но ясная погода,
- Флобер, бессонница и поздняя сирень
- Тебя – красавицу тринадцатого года —
- И твой безоблачный и равнодушный день
- Напомнили… А мне такого рода
- Воспоминанья не к лицу. О тень!
9 августа 1940. Вечер
* * *
Памяти М. Булгакова
- Вот это я тебе, взамен могильных роз,
- Взамен кадильного куренья;
- Ты так сурово жил и до конца донес
- Великолепное презренье.
- Ты пил вино, ты как никто шутил
- И в душных стенах задыхался,
- И гостью страшную ты сам к себе впустил
- И с ней наедине остался.
- И нет тебя, и все вокруг молчит
- О скорбной и высокой жизни,
- Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
- И на твоей безмолвной тризне.
- О, кто подумать мог, что полоумной мне,
- Мне, плакальщице дней не бывших,
- Мне, тлеющей на медленном огне,
- Всех пережившей, все забывшей, —
- Придется поминать того, кто, полный сил,
- И светлых замыслов, и воли,
- Как будто бы вчера со мною говорил,
- Скрывая дрожь смертельной боли.
Март 1940, Фонтанный Дом
* * *
- Соседка – из жалости – два квартала,
- Старухи, – как водится, – до ворот,
- А тот, чью руку я держала,
- До самой ямы со мной пойдет.
- И встанет совсем один на свете
- Над черной, рыхлой, родной землей,
- И громко спросит, но не ответит
- Ему, как прежде, голос мой.
17 августа 1940
ЛОНДОНЦАМ
- И сделалась война на небе.
Апок.
- Двадцать четвертую драму Шекспира
- Пишет время бесстрастной рукой.
- Сами участники чумного пира,
- Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
- Будем читать над свинцовой рекой;
- Лучше сегодня голубку Джульетту
- С пеньем и факелом в гроб провожать,
- Лучше заглядывать в окна к Макбету,
- Вместе с наемным убийцей дрожать, —
- Только не эту, не эту, не эту,
- Эту уже мы не в силах читать!
1940
* * *
- Не недели, не месяцы – годы
- Расставались. И вот наконец
- Холодок настоящей свободы
- И седой над висками венец.
- Больше нет ни измен, ни предательств,
- И до света не слушаешь ты,
- Как струится поток доказательств
- Несравненной моей правоты.
1940