94 
— Я хочу прочесть там молитву.
Алекс шумно вздохнул:
— Хорошо. Послушай, ты должен кое-что узнать. Полиция считает, что это был поджог.
Верд торжественно склонил голову:
— Я этого боялся.
— Ты боялся? Почему?
— Зигги избрал опасный путь. Кто знает, какого отщепенца он привел в свой дом? Кто знает, какую ущербную душу он толкнул на отчаянный шаг?
Алекс ударил кулаком по рулю:
— Ё-мое, Верд! Я думал, что в Библии сказано: «Не судите, да не судимы будете». Черт тебя побери, какую хренотень ты несешь? Какие бы там заблуждения у тебя ни были по поводу образа жизни Зигги, отбрось их немедленно. Зигги и Пол были моногамны. Ни один из них не занимался сексом ни с кем другим, кроме своего партнера, на протяжении последних десяти лет.
Верд улыбнулся скептической улыбкой, за которую Алексу захотелось его крепко стукнуть.
— Ты всегда верил каждому слову Зигги.
Алекс удержался от резкого ответа, просто продолжил:
— Я пытаюсь тебе сказать, что копы вбили в свои тупые головы, что поджог устроил Пол. Так что постарайся быть с ним чуточку поделикатней. Ладно?
— Почему ты считаешь это глупостью? Я не слишком много знаю о работе полиции, но мне говорили, что большинство убийств, если это не бандитские разборки, совершаются супругами. А поскольку ты попросил меня быть поделикатней, полагаю, что мы должны воспринимать Пола как супруга Зигги. Если бы я был полицейским, я считал бы, что не выполню своего долга, если не рассмотрю и такую версию.
— Хорошо. Это их работа. Но мы друзья Зигги. На протяжении многих лет мы с Линн не раз встречались с этой парой. И поверь мне, никогда в их отношениях не было и намека на возможность такой развязки. Ты должен помнить, как себя чувствуешь, когда тебя подозревают в том, чего ты не совершал. Вообрази, насколько тяжелее, когда убитый — человек, которого ты любил. Именно через это сейчас проходит Пол. И он нуждается в нашей поддержке, а не полиция.
— Ладно, ладно, — недовольно пробурчал Верд. Маска благодушия на мгновение слетела от толчка памяти, обнажив первобытный страх, который и погнал его некогда в объятия Церкви. Остаток путешествия он молчал и не сводил глаз с пейзажа за окном, чтобы избежать испытующих взглядов Алекса.
Алекс повернул на знакомую дорогу и направился на запад к месту, где раньше стоял дом Зигги и Пола. У него свело желудок, когда он въехал на узкую вьющуюся между деревьями тропу. Воображение живо рисовало картины бушующего огня. Но, свернув за последний поворот и увидев то, что осталось от дома, он понял, что никакая сила воображения не могла воссоздать жуткую реальность. Он ожидал увидеть почерневший, полуразрушенный остов. Но здесь глазам представало зрелище почти полного уничтожения.
Потеряв дар речи, Алекс остановил машину. Он вылез из нее и сделал несколько шагов в сторону пепелища. К его удивлению, в воздухе все еще висел запах гари, сладковатый, забивающий горло и ноздри. Он смотрел на бесформенную обугленную груду и едва мог припомнить, чем она была прежде. Несколько тяжелых балок торчали под каким-то немыслимым углом, но все прочее превратилось в головешки. Совершенно очевидно, что дом сгорел как факел, пропитанный смолой. Ближайшие к дому деревья тоже были опалены огнем, их искривленные скелеты четко и мрачно выделялись на фоне моря и дальних островов.
Алекс не сразу заметил, что Верд прошел вперед и теперь стоял склонив голову на самом краю огороженного полицейской лентой пространства. На границе выжженных дебрей. Он запрокинул голову, и густая грива его серебристых волос засверкала на свету.
— О Господь Всеблагой, — начал он. Его голос торжественно зарокотал, не стесненный никакими барьерами.
Алекс с трудом сдержался, чтобы не прыснуть, он понимал, что это не только нервная реакция на остроту эмоций, вызванных видом пожарища. Но поделать с собой ничего не мог. Никто, видевший Верда с диким одурманенным взглядом или блюющего в канаву после закрытия паба, не смог бы всерьез воспринять это представление. Он повернулся на каблуках и пошел обратно к машине, сел в нее и плотно захлопнул дверцу, отгородившись от чуши, которую обращал к облакам Верд. Ему очень хотелось уехать и оставить проповедника на откуп стихиям. Но Зигги никогда бы не бросил Верда… да и, если подумать, никого из них… Так что в эту минуту лучшее, что мог сделать Алекс в память о Зигги, — это продолжить его дело. И потому он не сдвинулся с места.
94 
