Особенно,... 
79 
– Понятно, – кивнул царь, ощутив меж лопаток неприятный холодок. – Стало быть, сестрица до конца идтить решила. Понравилось ей на троне русском. Ну ладно, ступай.
– А не пойду, государь! – вскинулся паренек. – С тобой останусь, Петр Алексеич. Ты мой государь.
– Верю тебе, – порывисто обнял мальчишку столь же юный царь. – Верю. Ну, коли так, то и крест нам принимать общий…
– Может, сперва перекусим, Петр Алексеич?
– То правда, – вздохнул царь. – Поесть тоже надобно. Пошли, узнаем, чем братия потчуется.
На монастырь медленно опускалась ночь. Холодная мгла разрывалась тысячами и тысячами костров, раскинувшихся за стенами, и несколькими факелами, пылающими на монастырских башнях. А когда первые утренние лучи разогнали сумрак, к вратам подошел одинокий богатый боярин в соболиной шубе, крытой алым, шитым золотом, сукном; под ней виднелась столь же дорогая ферязь и свисающая с пояса длинная сабля. В руке боярин сжимал посох, коим и постучал в ворота:
– Воевода стрельцов московских, боярин Андрей Шувалов к государю нашему Петру Алексеевичу челом бьет!
Воевода отступил, дожидаясь ответа. Спустя примерно полчаса сухо загремел засов калитки, наружу через приоткрытую створку вышел Петр, в одной шелковой исподней рубахе и коричневых шароварах, заправленных в яловые сапоги. Следом протиснулся Меншиков, с силой сжимая пальцы на рукояти спрятанного пока в ножны палаша.
– Здрав будь, воевода Шувалов, – кивнул юный государь. – Реки, зачем звал?
– И ты здрав будь, государь наш Петр Алексеевич, – низко, почти до земли поклонился ему боярин. – Послала нас на тебя царевна Софья с нехорошим наказом. Однако же помыслили мы, воеводы, сотники стрелецкие да дети боярские, и так разумели. Грех великий кровь царскую проливать. Не станем мы сего позора на душу свою брать. Твою руку принимаем, Петр Алексеевич. Ты – царь наш словом Божиим, тебе и править.
Юный царь улыбнулся. Сперва неуверенно, потом широко, потом еще шире, пока наконец громко не захохотал. А затем решительно приблизился к воеводе и крепко, до хруста в костях, его обнял.
– Любо, любо! – оглушительно заорали столпившиеся в воинском лагере стрельцы и наемники, издалека наблюдавшие за встречей. – Государю Петру Алексеичу… Слава! Слава! Слава!!!
Нарва, русский лагерь вокруг Ивангорода.
19 ноября 1700 года. Три часа пополудни
Дружно грохнули бомбарды, выплеснув клубы густого белого дыма, и пушкари, подступив к ним с банниками, принялись старательно прочищать стволы от недогоревших кусочков пыжей и пороховых комьев. Царь запрыгнул на бруствер, прошел по нему из стороны в сторону, пытаясь хоть что-то разглядеть в плотном дыму, но просветов не было. Попали пушкари в цель, промахнулись – оставалось только гадать.
– Холодно, государь, – поежился Меншиков, который щеголял ныне в суконном мундире, скроенном по немецкому образцу: с большими накладными карманами, шитьем по вороту и узкой донельзя, так что полы кафтана топырились в стороны, талией. – Может, пойдем, вина выпьем?
– Постой…
Порыв ветра разорвал белую пелену. Вдалеке, под стенами крепости, стали видны стрельцы, засевшие за утыканным кольями наружу земляным валом и время от времени стреляющие в сторону врага. Отсюда, с насыпи для пушек, разглядеть, по кому ведется стрельба, было невозможно. Слева жахнули могучие пищали – и новые облака дыма закрыли видимость.
– Пойдем в палатку, государь… – опять запросился сын конюха.
– Не боись, – спрыгнув с насыпи, хлопнул его по плечу Петр. – Северный бастион шведский развалим и через брешь в стене внутрь пойдем. Вишь, они никак его заложить под нашей пальбой не могут? Рождество, мыслю, уж на том берегу, в ратуше Наровской справлять станем. Там и согреешься.
– Буду бояться, государь, – мотнул головой сотник. – Про короля Карла свенского многое сказывали хвалебного. Воюет, дескать, дюже. А рати свенские по всем Европам лучшими в мире обзывали.
– Сам знаю, – поморщился царь. – Да токмо рати эти не здесь, ныне они за морем союзников наших датских воюют, короля Фредерика в Зеландии. А мы тут тем временем ему крепости ощиплем да губу Невскую для себя ими же и огородим.
От крепости донеслись истошные крики, беспорядочная пальба. Петр, уже направившийся было вслед за сотником, обернулся торопливо полез обратно на насыпь:
– Что это там такое деется? Никак, на вылазку гарнизон шведский отчаялся?
79 
