Поганки расходились во мнении, но мимо второго года Крысы кряду, к счастью, пронесло. Год Овцы сменил год Собаки, за ним наступила желанная Корова, и снова – две Овцы. Дни на хуторе летели незаметно: вспашка-посев-прополка-уборка. Зима тянулась чуть дольше, но тоже не давала батракам скучать: у Сурка было два племенных стада, молочное и скаковое, и отелы приходились на самые морозы. А еще овцы, куры, гуси… Хутор богател и разрастался, желтея срубами новых хлевов. Весной даже ограду переносить пришлось, за старой все уже не умещалось.
Однажды вечером дедок подстерег Жара у лестницы на чердак и, не ответив на «спокойной ночи!», схватил парня за рукав.
– Ты это, – сбивчиво, но твердо начал он, – шел бы лучше к батракам в камору.
– С какой это радости? – удивился Жар.
Дедок запыхтел еще громче. Отважился-таки прямо посмотреть парню в глаза, обнаружил, что они на три пальца выше собственных, и рубанул сплеча:
– А с такой, что ты у нас уже молодец ядреный вымахал, а Рыска еще девчонка совсем. Нехорошо.
– Ты чего, дед?! – возмутился Жар. – Она ж мне как сестра!
– А кто вчера так по чердаку грохотал, что труха с потолка сыпалась?
– Это мы в догонялки играли, дурачились!
– Во-во, сегодня догонялки, завтра повалялки… Батраки гоготали как гуси, байки похабные травили.
– Чхал я на них, – огрызнулся парень, ставя ногу на ступеньку. Но дедок не спешил его отпускать. Бойкий старикан с каждым годом усыхал, как гриб на печи, однако хватка у него оставалась тсецкая, мертвая.
– Чхал – так просморкайся, дурень! Это тебе каждая девка – будто лента на грудь, а ты ей – как клеймо на лоб. Ославишь Рыску на всю округу, а девчонка и без того бесприданница, только доброе имя мужу принести и может. Хочешь, чтоб она до конца жизни у Сурка в прислужницах корячилась? Ни дома своего, ни детей так и не завела?
– А на кой ей такой дурак, что сплетням верит? – Жар выдернул-таки жалобно треснувший рукав и скорей полез наверх.
Дедок постоял под лестницей, укоризненно покачал головой, повздыхал и пошел на кухню – жаловаться Фессе на бесстыжую молодежь.
* * *
– Ты почему так долго? – сонно промурлыкала Рыска, успевшая раздеться и залезть под покрывало.
Жар только сердито рукой махнул.
– А чего дедок хотел? – Подружка слышала голоса под лестницей, но слов не разобрала.
– Ерунду какую-то… Старый дурак. – Парень плюхнулся на тюфяк. Девочка тут же подкатилась к нему под бок, прижалась. Жар привычно обнял ее правой рукой… и ощутил под тонкой ветхой рубахой маленькие, но вполне отчетливые холмики.
Парень отдернул ладонь, будто ожегшись. Поискал для нее местечко получше – например, вдоль Рыскиного бока, но там тоже обнаружился очень интересный изгиб. К тому же девочка недоуменно фыркнула и, ухватив его за руку, как за край теплого одеяла, вернула ее на прежнее место.
С пол-лучины Жар лежал камнем, с трудом удерживаясь от соблазна исследовать свое открытие поподробнее.
– Слышь, Рысь, – наконец кашлянул он. – Может, я с завтрего в камору спать перейду?
– Ты что! – Девочка аж села. – Как же я тут одна буду? А вдруг снова крыса придет?!
– Ры-ы-ыска, – простонал Жар, – к тебе скоро свататься начнут, а ты все крыс боишься!
– Ну и что? У нашей скотницы уже трое детей, а она до сих пор при виде таракана на лавку вскакивает.
– Потому что глупая трусливая тетка! А ты постарайся побороть свой страх. – Парень сам призадумался, как бы это сделать. – О, найди в крысах что-нибудь хорошее, за что их можно… ну, не полюбить, но хоть бы не орать всякий раз благим матом.
– Хорошее – у крыс? – Рыску передернуло. – Да более мерзких тварей просто не существует!
– Зато они умные.
– Вонючие!
– Хитрые.
– Кусачие!
– Ловкие.
– Заразу разносят, везде гадят, все портят и отбросы жрут! Не хочу я крыс любить, меня от одного их вида тошнит.
– Ты же видунья, – с укоризной напомнил Жар. – Путники вон крыс при седлах тягают, следят за ними пуще, чем за нетопырями. Говорят, они больших денег стоят…
– И что? – сердито перебила девочка. – Я же в Пристань идти не собираюсь, на кой мне с крысами целоваться?
Парень устало вздохнул. Спорить с Рыской на эту тему было бесполезно, хоть вроде и не ребенок уже. Мелкая-мелкая, за прошлое лето она резко вытянулась – видать, отцовская кровь проснулась, – став угловатым, худым подростком. Если б не две косы до пояса, издалека за мальчишку принять можно. Но, судя по нащупанному, еще полгодика – и уже не примешь… К своему дару девочка по-прежнему относилась пренебрежительно, хотя за минувшие годы как-то незаметно сложилось, что ни одно решение на хуторе без ее одобрения не принималось. Даже квохтуху на лукошко сажать и то Рыску звали, отобрать яйца получше, чтоб изо всех цыплятки вывелись.