– Давай я Фессю попрошу, чтоб она тебе в кухне ночевать разрешила, – предложил Жар.
– Вот еще! Там же духота страшенная… Признавайся, чего тебе дедок наговорил? – потребовала девочка.
– Ну… – Парень смущенно поскреб коротко стриженный затылок. – Большие мы уже, неприлично.
– Что – неприлично? – недоуменно хлопнула глазами Рыска, и Жар почувствовал себя на месте дедка, даже потупился так же.
– Ты ж это… девушкой скоро станешь.
Рыска фыркнула:
– Я уже год как девушка, и что?
– Опа… – Жар ошарашенно уставился на подругу. И столько от него скрывала! – Тем более. Люди коситься начинают…
– Ну и пусть, – легко отмахнулась Рыска. – Они и так на меня косятся. Вон баба Шула вчера приковыляла: «Донечка, солнышко, подскажи…» А от самой так горчицей разит – аж в носу щиплет.
– Не, я парней имею в виду… – Жар уже отчаянно жалел, что не спихнул этот дурацкий разговор на того же дедка.
– Да они мне не мешают, – «утешила» его дево… девушка. – В прошлый раз даже весело было, когда они тебя бить лезли, а на меня наткнулись. Один так с лестницы и грохнулся!
Жар покраснел еще больше. Он, в отличие от Рыски, уже давно знал, что парень отличается от мальчика не только ломким баском и редкой щетиной. Высокий, смазливый зубоскал и наглец притягивал девиц, как мышей – засунутый в давилку жареный смалец. Что, разумеется, очень не нравилось его более старшим, но менее везучим конкурентам из вески.
– Я про то, что скоро они к тебе лазить будут.
– Зачем? – наивно удивилась Рыска.
– Замуж звать! – надоело крутить парню. – А тут я!
– Вот и отлично, будешь их гонять.
– Что – всю жизнь?! – Жар представил, как он, седой и согбенный, клюкой шугает таких же доходящих ухажеров.
Пришла Рыскина очередь чесать маковку. Замужество представлялось ей чем-то таким далеким и само собой разумеющимся, что жертвовать ради этого совместным чердаком девушка была еще не готова.
– Лет десять так точно, – неуверенно сказала она. – Покуда приданое себе не скоплю. Как Фесся.
– А если раньше в кого-нибудь влюбишься?
– Не-а. – Рыска убежденно потрясла головой и, видя изумление друга, смущенно призналась: – Кажется, я вообще любить не умею. Вот вроде понравится мне мальчишка, а я начинаю не глазки ему строить, а недостатки искать. И ведь находятся! Один дурак, другой заика, третий рыгает громко… Через пару недель любви как не бывало! Я что, только плохое видеть могу – что в молельне, что в людях?
– Значит, и меня не любишь? – рассмеялся Жар. Ему, шестнадцатилетнему, Рыскины страдания показались детской чепухой вроде веры в Пыха под сундуком.
– Сравнил, – отмахнулась девушка. – Ты мой друг, и на твои недостатки мне плевать.
– Это на какие же? – насторожился парень.
Больше всего Рыску тревожила и злила его страсть к «одалживанию», но она деликатно выбрала провинность помельче:
– Ты во сне брыкаешься! И вечно портянки свои грязные на мою постель бросаешь.
– Ой, можно подумать, что ты жениха из-за каких-то портянок разлюбишь!
– В том-то и дело! – с неприкрытым отчаянием подтвердила Рыска. – Я, страшно сказать, даже родителей своих не люблю! Если они вот прямо сейчас умрут, мне все равно будет, представляешь?!
– А за что тебе их любить? Продали, как телушку, дядьке… – Жар понял: дело и впрямь серьезно. Рыска не то что не умела – попросту боялась к кому-то привязываться, слишком сильно обжегшись в детстве. Вот и упирается всеми лапками, сама себе отговорки ищет, лишь бы не подпустить ухажера слишком близко, «на расстояние удара». И чтобы перебороть этот страх, нужен кое-кто получше весковых олухов. – Ты просто пока не встретила того, единственного…
– Без недостатков? – недоверчиво шмыгнула носом Рыска. – А он вообще существует?
– Ну, у тебя еще есть время поискать, – толкнул ее плечом друг. – Ладно, подбирай сопли и ложись спать. Так уж и быть, поживу с тобой месяц-другой… вижу – дитя ты еще совсем! Хоть и с… приданым.
* * *
А вот у Сурковых дочерей хлопот с женихами не было. Даже наоборот: прогонять не успевали. Хочется же, чтоб и богатый, и знатный, и собой хорош! Старшая, впрочем, уже за кого угодно пошла бы – восемнадцать лет девице стукнуло, у иной весчанки в этом возрасте в каждой руке по ребенку. Младшая тоже начинала ныть, что так-де ее очередь вовсе никогда не настанет. Но отец был непреклонен: лучше еще восемнадцать лет искать будем, зато такого подберем, что все соседи обзавидуются.