Он подошел к мне с очень нехорошей ухмылкой и сказал:
– Это мое место.
Будешь приставать, подумал я, наливаясь желчью, мне придется оборудовать тебе местечко на кладбище, притом без пересадок и остановок в реанимации. Но ответил миролюбиво:
– О чем базар? Садись рядом, я подвинусь.
– Ты не понял? Я сказал – это мое место.
Ах, как хорошо я изучил таких хитрованов! Он говорил совершенно спокойно, не повышая голоса, как будто беззлобно, но я знал, что решение им уже принято и драки не миновать. Хмырек лишь выжидал удобный момент, заговаривая мне зубы.
– Ты прежде хорошо подумай, а потом начинай… – Я сказал это очень тихо, но серьезно, глядя ему прямо в глаза.
Сказал и понял, что в камере вдруг стало тихо как в могиле.
Заводила понял, что я разгадал его намерения. Будь это в другом месте, не в ИВС, скорее всего, он дал бы задний ход. Ему тоже приходилось драться, и не один раз, а потому он сразу понял, что я вовсе не мальчик для битья. Но отступать уже было поздно – позади тихо урчала свора, ожидающая жестоких развлечений.
Он ударил так, как привык: быстро, коварно и в одно из самых уязвимых мест – в нос, снизу вверх, тычком, открытой ладонью. Это был удар из разряда слепящих, когда мгновенные слезы на какой-то миг делают человека беспомощным, так как он почти ничего не видит, а потому теряет ориентацию. В подобных случаях дело остается за малым – добить лоха, набросившись на него толпой.
Я поймал его руку в нескольких сантиметрах от своего лица. Все получилось просто и элегантно: захват за пальцы, рывок вниз и хмырек завизжал от страшной боли как раненное животное. Я мог бы сломать ему все пальцы – вместе или, для большего кайфа, по одному, без разницы – но он не был моим личным врагом и злобы к нему я не испытывал.
– Все назад! – сказал я внушительно обалдевшей своре, на миг оцепеневшей от неожиданности. – Я люблю хорошие шутки, но не на столько, чтобы позволить кому-либо дать мне за здорово живешь по сопатке. Есть предложение разойтись мирно.
– Ты… ты чего!? – Словарный запас у мини-бугра явно подкачал. – На кого прешь!?
– Я на рожон не лезу. И не я первый начал. А потому давайте не будем усугублять ситуацию.
Я видел, что бугор на миг заколебался. И мне было понятно почему. Похоже, в его рэкетирской практике еще не встречались люди, способные дать ему достойный отпор. А безнаказанность порождает самоуверенность и прямолинейность суждений. Он оказался не готов принять разумное решение – момент был абсолютно не стандартный.
Однако, я не заблуждался насчет дальнейшего развития событий. Положение обязывает. А он как-никак считал себя главарем, хозяином камеры. И от него ждали только жестокого подавления бунта на "корабле" – чтобы другим было неповадно.
Краем глаза я видел старого урку. Он сидел, не шевелясь, но его острые глаза-бритвы зорко следили за мною и окружающими. И в них поблескивал какой-то странный огонек – словно ситуация не только вызывала интерес, но и возбуждала, радовала. Сукин сын…
Я так и знал. Бугор и впрямь был тупым. Окажись на его месте кто поумней, все можно было спустить на тормозах, не роняя достоинства. Но он все-таки пошел на абордаж, как говорится, без страха и упрека.
Теперь я уже не сдерживался. Их насчитывалось шестеро, камера тесная, узкая, а потому массу, которая хлынула на меня во главе с бугром, можно было сдержать лишь одним способом – валить всех подряд и до упора.
Главного "быка" я встретил прямым в лоб. Он завалился под ноги остальным и впрямь как скотина на бойне – только хрюкнул. Но мне было недосуг рассматривать дело своих рук – свалка пошла нешуточная. Я отмахивался, меня молотили – только кости трещали. К сожалению, я был лишен маневра из-за тесноты и меня едва не затоптали, когда кто-то сделал мне подсечку. Лишь с детства выработанная привычка любой ценой держаться на ногах заставила меня ценой невероятного усилия сначала встать на колени, а затем стряхнуть пенящуюся от злобы свору с загривка.
Драка закончилась прозаически: лязгнули засовы, заскрипела дверь и в камеру вошли два охранника.
– Брэк! – резко скомандовал один из них, с поломанным носом; похоже, бывший боксер. – Все по местам!
Мои супротивники повиновались беспрекословно и быстро. Наверное, этот охранник имел немалый авторитет среди подследственных, обретающихся в ИВС.
– Ты снова за свое, Дерюга? – с ленцой спросил он мини-бугра, только-только очухавшегося после моей примочки. – Нехорошо. Помнишь мое обещание? Лады. На выход. Посидишь несколько дней в карцере – остынешь. А вас, – охранник посмотрел на остальных, – предупреждаю в последний раз. Ведите себя тихо.