75 
– Я уже был в Израиле. Сманили дурака… – Лева смачно завернул и вовсе не по интеллигентному. – Полгода на метизном заводе гвозди и болты в тару фасовал. Пальцы стали как обрубки.
– Что поделаешь, – заметил я философски. – Там ведь живут одни евреи. Кому-то надо пахать…
– Короче говоря, я повернул оглобли – и очутился в родном "Огоньке"… тьху! – "Дарвине". Платят здесь вполне прилично, ну а сармак… что тебе говорить, сам понимаешь. Бабки кидают не глядя. И кстати, твои русские.
– Лева, позволь заметить – не мои, а новые. Я, кроме шапки, которой у меня нет, бросить ничего не в состоянии.
– Судя по заказу, – Лева критическим взглядом окинул стол, – ты тоже не бедствуешь.
– Дружище, я здесь на спецзадании. – Я решил рискнуть – Лева всегда был надежным парнем и обычно держал язык на привязи, что особенно ценили разные совковские жучки, пропивающие шальные деньги в банкетном зале "Огонька".
– Ты мент!? – Большие грустные глаза Бермана полезли на лоб.
– Обижаешь, гражданин хороший. Я всего-навсего служащий частного детективного агентства.
– Стас, я сражен наповал… – Лева расхохотался. – Я готов был поверить, что ты занимаешься каким-то бизнесом, но чтобы так… Ну и жизнь… – Он удивленно покачал уже лысеющей кудрявой головой.
– Судьба играет человеком, а он, мятежный, шпилит на трубе. Больно кушать хочется, Лева, притом, постоянно. Вот и сманили меня на неизведанную стезю. И теперь я по ней не иду, а большей частью ползу на карачках.
– И что тебя привело в "Дарвин"? Если, конечно, это не секрет.
– Для других – да, для тебя – нет… – Я пустился берега и нырнул в стремнину – будь что будет. – Только очень прошу, Лева – не для прессы…
– Мог бы и не предупреждать. Ты меня знаешь.
– Знал, Лева, знал. Будем откровенны. Люди со временем меняются, и, к сожалению, чаще всего в худшую сторону. Но у меня секреты не геополитического масштаба, а потому я особо не буду переживать, если они нечаянно уйдут в открытый эфир.
– Может, ты и прав. С годами я начал замечать, что становлюсь брюзгой и женоненавистником.
– Почему так?
– Я развелся. Жена и дочь остались в Израиле. Моя половина не хотела возвращаться ни в какую. Недавно вышла замуж за какого-то Шмуля и теперь живет в кибуце, выращивает розы. Но про нее ладно, а вот дочь…
– Не переживай, – утешил я его. – Телок на твой век хватит. А что касается дочери, так ведь она, надеюсь, жива-здорова и тебя, уверен, не забывает.
– Да, так оно и есть… – Глаза Левы увлажнились от переизбытка чувств.
– Вот видишь… А что касается моего секрета… – Я на мгновение умолк, собираясь с мыслями. – Лева, тебе известен некто Храпов?
Перемена, произошедшая с Берманом, была поразительной. Он вдруг застыл и напялил на себя каменную маску. В его взгляде, обращенном на меня, мелькнул самый настоящий страх.
– Ты с ума сошел! – зашипел он, склоняясь к столу. – Забудь и думать о нем!
– Значит, известен, – с удовлетворением констатировал я и разлил водку по рюмкам. – За нас с вами, Лева, и хрен с ними. Выпей и приди в себя. Моя скромная тайна, как я и предупреждал, не для широкой общественности. Что поделаешь: секреты подобного рода – мой хлеб.
– Все, мне пора… – Лева посмотрел на свои наручные часы.
– Так мы еще поболтаем о жизни?
– Стас, ты как был пиратом, так им и остался. Позволь я немного подумаю… и поработаю.
– Лева, выручай. Наше интервью не затянется. Я тебя жду…
Берман пошел к эстраде, а я предался воспоминаниям.
Я познакомился с ним и подружился совершенно случайно. Действительно – что могло быть общего у парней из разных слоев общества, один из которых /Лева/, был старше другого на десять лет? Но так уж устроена жизнь, что чаще всего приятелей и друзей не выбираешь – они сами сыплются неизвестно откуда и непонятно зачем. И хорошо, если тебе на голову неожиданно свалится всего лишь птичье дерьмо, а не тяжеленный булыжник. Что чаще всего и случается. Известный поэт-классик по этому поводу издал крик души, обращаясь к верхним силам: Господи, избави меня от друзей, а с врагами я как-нибудь и сам справлюсь. За точность выражения не поручусь, но по смыслу – гениально. Меня столько раз подставляли так называемые "друзья", что в какой-то период жизни я стал шарахаться от любых проявлений добрых человеческих чувств, считая их очередной ловушкой для доверчивого, а потому уникально глупого лоха по имени Стас Сильверстов.
75 
