57 
Кстати, дачи у Синеглазова никогда не было и иметь ее он не желал. Он испытывал ко всем дачникам какое-то брезгливое чувство. Он с презрением смотрел на руки своих знакомых и коллег-дачников, на их грязные ногти. У него вызывали непонимание титанические усилия людей, затраченные на то, чтобы вырастить пару мешков картошки или ведро морковки. Все это проще купить на рынке или в овощном магазине. Григорий Синеглазое удивлялся, откуда у людей такая тяга к глупому занятию – ковырянию в земле.
Единственное, что ему действительно нравилось – иногда закапывать останки своих жертв. Вот это ему приносило удовольствие и одновременно облегчение, словно какая-то часть его собственной жизни, его биографии, его личного времени скрывалась под землей, засыпанная шуршащим песком и черноземом. Но к захоронению останков Синеглазов прибегал в общем-то редко. Ведь для этого следовало выезжать за город, находить безлюдное место – какую-нибудь рощицу или опушку леса – и там лопатой с коротким черенком рыть могилу. Правда, Синеглазов никогда не называл яму, в которую он сбрасывал останки, могилой. Он относился к этому проще. Он наклонялся, вдавливал штык лопаты в землю, срезал дерн и вырывал глубокую траншею. А затем туда, оглядевшись по сторонам, сбрасывал пакеты. Утрамбовывал их ногами и на прежнее место, аккуратно, клал полоски дерна. И уже через несколько недель трава вновь пускала корни, но и через два часа это место найти было невозможно. Даже сам Григорий Синеглазов ни под какими пытками не смог бы показать, куда он закопал тот или иной мешок.
Правда, закапывать в землю Синеглазов бросил уже давно. Последний раз, когда он рыл землю, его напугало появление охотничьей собаки. И Синеглазов даже не стал закапывать мешок с останками – как он хорошо помнил – шестнадцатилетней Марины, которую он встретил возле профилактория, где тогда отдыхал. Девушка была бойкой, уже довольно опытной в вопросах секса. Денег она не требовала, и это Григория Синеглазова немного смутило. Она расспрашивала у него о том, имеет ли он квартиру в Москве, имеет ли машину. Синеглазов отвечал на вопросы, а сам смотрел на ее колени.
– Что, нравятся? – спросила Марина.
– Да, нравятся, – честно ответил Синеглазов. Тогда Марина кончиками пальцев подняла подол и без того короткой юбки.
– А это тебе нравится?
– Да, нравится, – вновь признался Синеглазов. Трусиков на ней не было.
– Тогда пойдем, – сказала девушка, показывая рукой на березовую рощу на берегу неширокой реки.
Они направились туда. Синеглазов помнил все в мельчайших подробностях.
Помнил, как шуршала трава под локтями, помнил голубые глаза Марины, полные леденящего душу ужаса. Она хотела вырваться. Но брючный ремень, именно тот знаменитый и любимый брючный ремень, сделал свое дело. Петля туго перетянула горло, розовый язык Марины вывалился изо рта, она захрипела и, скребя ногтями землю, вырывая с корнями траву, минуты через полторы затихла.
Синеглазов овладел уже мертвой девушкой, затем вернулся в профилакторий, взял возле сторожки лопату, прихватил с собой удочку. И вид у него был как у человека, собравшегося на рыбалку. Вот именно тогда, когда он уже наполовину выкопал яму, решив спрятать холодное тело Марины, и появился охотничий пес. И тогда Григорий Синеглазов утащил кусок ржавого рельса, на котором сторож профилактория обычно распрямлял гвозди. К этому куску рельса он привязал тело девушки, и уже после заката, когда погасли огни в окнах здания, оттащил его к реке и бросил в омут.
«Интересно, как она там сейчас? – подумал Синеглазов, стоя посреди большой комнаты. – Сегодня я должен буду уехать. Сумки оставлять в квартире опасно. Значит, необходимо от них избавиться. Но лучше это сделать не сейчас, а когда стемнеет. А сейчас нужно немного поспать».
Синеглазой свернулся калачиком на своем кожаном диване, пружины вновь скрипнули. Но на этот раз Синеглазову уже не показалось, что это хрустят его кости и рвутся связки выворачиваемых палачом суставов. Это был просто скрип пружин. Синеглазов по-детски подсунул ладонь под щеку, закрыл глаза, и сон тут же настиг его.
Он спал, а этажом выше, на балконе, скулила соседская такса Чита. Эта такса приносила Синеглазову много хлопот. Иногда ни с того ни с сего ночью она начинала выть, особенно если в его квартире был покойник. Но иногда Синеглазову даже нравилось это «музыкальное сопровождение» его кровавых пиршеств. К тому же, соседка с утра всегда просила у Григория Синеглазова извинение за свою глупую таксу. Синеглазов понимающе кивал в ответ, разводил руками, дескать – что поделаешь, глупое животное, но мы этих животных любим и готовы им все простить, все-таки они наши друзья и Божьи твари.
57 
