Особенно,... 
78 
— Все течет, все изменяется, — любил он повторять сам себе, — неизменна лишь жажда власти.
"А власть дает деньги. И если высшим силам будет угодно, то я вновь доберусь и до власти. Они будут от меня зависеть, они будут мне подчинены. Сам я никогда не пойду ни в депутаты, ни в министры. Слава богу, ими я уже был. Лучше оставаться в тени и дергать за невидимые ниточки, убирать людей и ставить, возносить на престол и сталкивать, обрекать на бедность, на жуткое существование ".
И, возможно, если бы Вадим Семенович не вспомнил камеру-одиночку и жесткие нары, серый потолок, похожий на крышку гроба изнутри, он спал бы до самого приземления.
— Ну, где мы?
— Уже подлетаем, Вадим Семенович, заходим на посадку, — ответил Бородин.
— Это хорошо. Коньяк есть?
— Нет, Вадим Семенович, мы все выпили, — ответил Бородин.
— Выпили так выпили. Черт с вами. Мне даже не оставили.
— Извините, Вадим Семенович, мы думали…
— Ладно, то что вы думали меня не интересует. Как наш лягушатник?
— Жив-здоров, — ответил Бородка, — минут тридцать назад я проверял.
— Сходи еще проверь, может коньки откинул, может быть, мы труп везем, тогда его лучше в полете выкинуть.
— Да нет, что вы! — Бородин поднялся, направился в грузовой отсек, через пару минут вернулся.
— Спит, как сурок. Холера его не возьмет.
— Это хорошо, — кивнул Чурбаков. — Когда приземлимся все сделаем быстро. С машиной договорено?
— Так точно, — ответил Свиридов, — будет ждать нас на аэродроме.
— Тот же автобус?
— Да, тот же, который всегда.
— Ну и ладненько.
— Заходим на посадку! — послышался резкий, искаженный динамиком голос пилота. — Пристегните ремни!
— Да пошел ты со своими ремнями… — пробурчал Бородин.
Свиридов улыбнулся. А вот Чурбаков пристегнул ремень.
Самолет остановился и буквально через минуту к нему подкатил микроавтобус.
— Ну что, пошли, Серега, — сказал Бородин, — вынесем нашего друга, перегрузим и отправим к последнему месту.
— Пошли.
Вдвоем они выволокли тяжеленный ящик из самолета.
— Ну и весит! Килограммов двести, наверное, — вытирая вспотевший лоб, сказал Бородин.
— Да, как мешок с дерьмом. Не люблю я толстяков, возни с ними и тяжеленные, как гири! И удары они не так ощущают, как худые, кости сломать им тяжело.
— Зато богатые, — уточнил Свиридов.
— Посмотрим, что из него вытрясем. Может, у него и гроша за душой нет.
— Тоже, скажешь! Денег у него, думаю, куры не клюют, иначе бы не жил в «Метрополе» и не раскатывал бы на шикарном лимузине по Москве.
— Да это я так, к слову. Конечно же деньги у него есть, иначе Чурбаков не связывался бы с ним. И какие же они, все-таки, придурки — эти богачи! Падкие на обещания, верят.
— А ты бы не поверил Чурбакову?
— Я бы вначале проверил, — сказал Свиридов.
— Ну и как бы ты проверил? Панель показали, панель настоящая, все чики-чики. Ты видел как у него горели глаза и руки тряслись?
— Видел, — сказал Свиридов, — как у голодного кота, который увидел мышь.
— Это точно.
Тяжеленный ящик затолкали в микроавтобус, Чурбаков сел рядом с водителем. А Бородин со Свиридовым забрались внутрь. Бородин хотел усесться на зеленый ящик, но Свиридов сказал:
— Серега, не наглей. Еще задохнется чего доброго!
— Чего же здесь доброго? — засмеялся Бородин, но тем не менее пересел на сиденье.
Автобус не спеша выехал за ворота аэродрома, помчался по бетонке, затем выехал на шоссе и уж там развил скорость. Бородин тронул за плечо Свиридова.
— Вадим Семенович не любит когда так носятся.
— Не любит, не любит… А что делать? Наверное, ему уже остохренели эти перелеты, дорога и все такое прочее, хочет скорее добраться до лагеря.
— Это ты верно сказал.
— Насчет чего?
— Насчет лагеря. Самый настоящий концентрационный лагерь для «новых русских».
— Но сейчас мы везем не русского.
— А какая разница — русский, китаец, немец? Главное, чтобы из него можно было деньги выжать — Выжмем, выжмем. Там ребята веселые, они света мало видят, издеваться начнут, голодом морить, жаждой мучить и всякими такими штучками. В тюрьмах поднаторели, мастера своего дела.
— А мне спать хочется, — сказал Бородин, — я бы тоже не отказался вздремнуть пару-тройку часов.
Но думаю, нам это не светит.
— Почему не светит?
— Завезем француза, посадим в клетку и поедем в пансионат отдыхать. А через пару дней опять в Москву. В Москве, Серега, мне больше все-таки нравится.
78 
