Ох, не нравилось Комбату предложение полковника Бахрушина! Вернее, не само предложение, а то, каким образом ему предстояло действовать. Он прекрасно знал что предпринять если оказывался в драке, если предстояло прятаться в горах и устраивать засады. Но сидеть по ресторанам, корча из себя «нового русского», расхаживать по магазинам, совершая дорогие покупки, ему было не по душе.
Но куда денешься, если другого выхода нет, если ты уже дал согласие! А слово Комбат держал твердо. Не было человека в мире, который мог бы упрекнуть его в том, что он нарушил данное им обещание.
Борис Иванович Рублев забрался в свой небольшой «Форд», который тут же перекосился на левый бок. Ему хотелось ругаться матом.
— Втравили меня в дело, однако! — пробормотал он и нежно взялся за рычаг переключения передач, потому что знал, если дать волю эмоциям, рычаг отломается и останется зажатым в руке.
А машины, как и оружие, Комбат всегда щадил. Наверное, точно так же в старые времена всадники относились к своим коням.
* * *
Андрей Подберезский встретил Комбата как всегда бурно. И неважно, сколько они не виделись — год, неделю или пару часов. Энергия, заключенная в сильных мужчинах, всегда ищет выхода и если не находит его в разборках, то вовсю проявляется в дружеских чувствах.
Андрей тут же обнял Бориса Ивановича и захотел было приподнять его от земли, но Комбат опередил Подберезского:
— Ну что, съел? — рассмеялся Комбат, опуская Андрюшу на пол. И только сейчас заметил:
— А на хрен ты в коридоре паркет положил?
— Красиво. Да и деньги были.
— В коридоре линолеум лежать должен или плитка.
А то хочется сразу перед входной дверью башмаки снять и в носках топать.
— Не снимай обувь, Комбат, — принялся останавливать Подберезский своего бывшего командира.
Но тот упрямо освободился от ботинок и, не надевая предложенные ему тапочки, вошел в комнату.
— Как в музее, — наконец подытожил он. — Заходишь — и плюнуть некуда.
— В пепельницу, — нашелся что ответить Подберезский и отойдя от Комбата на пять шагов, осмотрел его, сидящего в кресле, с головы до ног. — Тяжело, конечно, Комбат, представить тебя в новой роли, но что-то в твоем облике от «нового русского» есть.
Комбат чувствовал себя неуютно под пристальным взглядом Подберезского.
— И что же? — мрачно поинтересовался он.
— Основательность.
— Ну ты и скажешь! — Комбат скрестил руки на груди и нахмурился. — Я может и русский, но никакой не «новый». Звучит-то — прямо как ругательство!
— Ну-ка, поднимайся, Борис Иванович, сейчас будем шмотки примерять.
— Чувствую себя, как на приеме у врача. Сейчас еще скажешь «Раздевайтесь».
— Придется.
Андрей Подберезский подошел к огромному встроенному зеркальному шкафу и отодвинул одну из четырех створок. За ней на полированных деревянных плечиках висели костюмы.
— Ты что, носишь их? — удивился Комбат, никогда не видевший Андрея в костюме и при галстуке.
— Иногда приходится.
— В костюме же ни присесть, не встать, тут же стрелки испортишь.
— А ты хоть раз в жизни костюм надевал?
Комбат почесал пятерней затылок, задумался. Затем радостно улыбнулся:
— Точно, было дело, помню.
— Это когда же?
— На выпускном вечере в школе. А потом как военную форму надел, так из нее и не вылезал. Другие приходили домой и сразу же в гражданку залезали, а я камуфляж, да камуфляж. Только после Афгана потихоньку к джинсам привык.
— Ты, Комбат, хоть размер-то какой носишь? — Подберезский подошел к нему и померился ростом.
Он был чуть выше своего командира, но это становилось заметно когда они стояли совсем рядом. А стоило отойти на шаг или два, как небольшая разница мгновенно нивелировалась, наверное, за счет того, что Комбат был чуть шире в плечах.
Борис Иванович Рублев пожал плечами:
— Не знаю.
— А как ты шмотки выбираешь в магазине?
— Подхожу, смотрю, у продавщицы спрашиваю, потом меряю. Если подходит — покупаю.
Такой образ мыслей, естественно, удивил Подберезского. Сам-то он к одежде относился очень серьезно.
Костюмы выбирал дорогие, но они стоили потраченных на них денег. Джинсы он никогда не покупал дешевые, обувь — всегда удобную и дорогую. Естественно, что для Комбата Подберезскому не было жаль ничего и поэтому он сразу же предложил ему свой лучший выходной костюм, обошедшийся ему в семьсот долларов.
Стильный, черный, с редкими узкими — в одну нитку — белыми полосками.