48 
Мартынов между тем чувствовал себя довольно странно. Он привык к тому, что девицы бросают на него томные взоры и придумывают всякие сногсшибательные штучки с целью его обольстить. От этой, конечно, нечего ждать восхищения. Что, собственно, ужасно непривычно само по себе.
Мартынов впервые испытал это новое чувство. Вечер с женщиной, которая на него не посягает. Потрясающе!
— А не хотите ли во что-нибудь сыграть? — спросил он, весь исходя вежливостью. — Шашки? Шахматы? Бизнес? Эрудит?
— Может быть, в морской бой? — предложила Женя, памятуя, что в этой игре важны не мозги, а удача.
— Отлично!
«Интересно, если бы она родилась мальчиком, то пошла бы в военное училище?» — подумал Мартынов, отправляясь за бумагой и карандашами Он и сам не мог понять, с чего это его распирает желание знать всю подноготную Жени Ярославской, которая вовсе не интересуется мужчинами и сама выглядит словно мальчишка лет пятнадцати.
Как назло Женя попадала в корабли Мартынова с лету. Она понимала, что задевает его мужское самолюбие, и била в самые не правдоподобные места. Мартынов ставил крестик за крестиком на своем поле и улыбался все шире. — А вы мастер! — похвалил он, когда третий тур завершился его полным разгромом. — Спать не хотите? Женя посмотрела на него с откровенным сожалением и ответила:
— Хочу. Кто первый пойдет в душ?
— Уступаю вам эту честь.
— Правда, у меня нет халата, — с некоторым сомнением сказала она. — И полотенца тоже.
— Думаю, у Веньки найдется и то, и другое. Поискать? Или вы сами?
— Поищите вы.
Вечер закончился тем, что вымытая Женя лежала на софе Лаптева и сквозь неплотно сомкнутые ресницы жадно наблюдала за тем, как полуголый Мартынов, обернув бедра полотенцем, на цыпочках пробирается в маленькую комнату. Он выглядел как герой-любовник и так взволновал Женино сердце, что она не выдержала и заплакала. Благо подушка была огромных размеров, и ее рыдания потонули в ней совершенно бесследно.
* * *
В доме Ярославских Женю хватились после ужина. Георгий Николаевич, в одиночестве съевший порцию курицы с жареной картошкой и овощным салатом, во время трапезы чувствовал определенный дискомфорт. Наконец, отложив салфетку, он поглядел на Ирму Гавриловну и с некоторой долей обиды спросил:
— А где моя племянница?
— Она еще не возвращалась, — ответила та, не поднимая глаз.
— Откуда?
— Думаю, она ушла на свидание.
— Думаете или знаете?
— Я почти уверена.
Ирма Гавриловна сначала сцепила руки внизу замочком, потом передумала и убрала их за спину. Но долго так не простояла и сложила их на груди.
— Она сказала, — задохнувшись, сообщила экономка, — что тот тип с золотой цепью на шее по ней соскучился. Он ей звонил. Прямо сюда, — добавила она трагическим тоном.
— Куда? — не понял дядя.
— Ну, прямо в ваш дом.
— В мой дом? Но это и Женин дом тоже, — раздраженно заметил Георгий Николаевич. — Раз у моей племянницы появился молодой человек, он, естественно, будет звонить туда, где она живет, не так ли?
Если бы Женя сейчас слышала его, то растаяла бы от счастья.
:
— Я думаю, это неподходящая пара для вашей племянницы, — попыталась защититься Ирма Гавриловна.
— А что вы о нем знаете? — полюбопытствовал Ярославский.
— О нем и не надо ничего знать! Достаточно его увидеть!
— Надеюсь, она вернется домой в приемлемое время, — пробормотал тот, будто бы ничего не слышал.
Когда перевалило за полночь, Ярославский обеспокоился всерьез и решил провести осмотр Жениной комнаты. Тут-то и были обнаружены початая бутылка и бокал с остатками ликера на дне.
— Она стащила ваш ликер! — вознегодовала Ирма Гавриловна, которая не могла упустить случая, чтобы хоть как-нибудь не унизить Женю перед дядей.
— Это любовные неприятности! — уверенно сказал Ярославский. — Серьезные молодые девицы напиваются только в одном случае: когда думают, что у них разбито сердце.
Он подошел к платяному шкафу и, распахнув уверенной рукой дверцы, удивленно воскликнул:
— Да не сбежала ли она из дому? Посмотрите: ее вещей нет!
Ирма Гавриловна сунула свой нос в шкаф И, дернув плечом, поспешила его успокоить:
— Да нет, все на месте, не беспокойтесь.
Ярославский примерно полминуты молча глядел на две вешалки, занятые обтрепанной рубашкой и коричневыми штанами, а также вылинявшей футболкой. Затем разворошил лежащие на полке два стираных-перестираных свитера и расползшуюся по шву юбку, по которой помойка рыдала уже лет пять как минимум.
48 
