72 
При одном лишь воспоминании о Сергее Сергеевиче её начинала колотить нервная дрожь. А душу, словно дно птичьей клетки, покрывал слой нечистот. Климова привстала, задернула короткие тюлевые шторки. Тишина, гулкая и тревожная. Хозяйка давно легла, в сенях не скрипнет половица, не зазвучат шаги.
В этой тишине под шкафом громко щелкнула мышеловка, тонко пискнула мышь. Климова вздрогнула от этих звуков. В это же секунду кто-то с другой стороны двери сильно дернул за ручку.
Господи, опять начинается.
Сергей Сергеевич на этот раз действовал по-другому. Присев у двери, он просунул в скважину кусок стальной гнутой проволоки, покопался в замке. Ключ квартирантки упал на пол. Хозяин вставил в замок свой ключ, повернул на два оборота.
Вот так– то, теперь Маргарита через дверь не выбежит. Сергей Сергеевич никуда не торопился. Сегодня он позабавится в свое удовольствие без всякой спешки. Он потоптался в сенях, нырнул за поленицу дров, вытащил спрятанную за досками початую бутылку покупной водки, вытащил из горлышка бумажную затычку. Запрокинув голову кверху, сделал парочку добрых глотков, пустив в бутылку пузыри.
Вытер губы рукавом телогрейки, посмотрел водку на свет, много ли осталось. Еще прилично. Остальное он допьет, когда поимеет эту строптивую сучку, квартирантку.
О том, что старуха жена, как в прошлый раз, застанет его перед дверью Маргариты, Сергеич не беспокоился. За вечерним чаем он плеснул в чашку супружницы ампулу снотворного, что выменял на ведерко угля ещё днем. Валентина Николаевна, едва допив чай, повалилась на кровать и захрапела. Теперь будет дрыхнуть до позднего утра, а когда встанет, обязательно пожалуется на недомогание и головную боль, потому что от этого снотворного падает давление.
Супружеские отношения с Валентиной давно тяготили Сергея Сергеевича, старуха стала обузой для него. И это понятно. Он полноценный кровяной мужик, силы на троих хватит, и ещё не скоро забудет о своих физиологических потребностях. А жена старая развалина, располневшая, потерявшая форму кляча, давно махнувшая на себя рукой. И надо бы помочь пожилой женщине прибраться, предстать перед божьим судом.
Но риск слишком велик. Если назначат вскрытие и установят, что смерть насильственная, Сергеичу несдобровать.
Припомнят прошлое, и вообще подозрение в убийстве падет на него первого. С другой стороны, вскрытие старухам даже в Москве не назначают. А тут, в этом медвежьем углу, в этой дыре, никто не почешется, руки не станут пачкать. В голову такая глупость никому не придет, делать вскрытие. Ну, преставилась старуха и хрен с ней. Пожила свое.
Тут главное, дров не наломать. Важно, чтобы не было очевидных следов насильственной смерти: побоев, ножевых ран, переломов костей. Нужно все по уму сделать, аккуратно, чтобы старушечье тело в морге имело кондиционный товарный вид. Чтобы, так сказать, соответствовало. Можно, скажем, подушкой её удавить. Бросить подушку Валентине на голову и самому сверху навалиться…
Или у знакомого кладовщика из аптеки, того самого, что сегодня дал ампулу снотворного, взять отравы. Крысиного яда, например. Или ещё какого-нибудь дерьма, чтобы наверняка, чтобы без осечки.
Впрочем, тут возможны варианты. Можно и в суп подмешать. Сергей Сергеевич много раз торопил себя: надо действовать, надо набраться смелости, ведь жизнь проходит стороной, а он, как и год и два года назад, днями упирается, пыхтит, глотает угольную пыль в подвале котельной, а ночью делит супружеское ложе с негодной к строевой службе старухой. Тьфу, дерьмо какое.
Сергеич вспомнил упругую грудь и твердые спортивные ляжки молодой квартирантки, даже облизнулся.
Вот такая баба ему в самый раз, как говориться, впору. Оставалась бы тут, пожила. Сергеич себе вроде как медовый месяц устроит с молодухой. А там, глядишь, она и привыкнет. Но опять все та же проблема вылезает, словно геморрой: старуха жива и откидываться, сука, никак не хочет.
Ладно, не сегодня, так завтра, он Валентину приговорит. Недолго уж ей мучиться на этом свете. Сергеич спрятал недопитую бутылку на прежнее место, за доски, сунул в рот папироску, прикурил от спички.
Водка быстро прошибла до самых костей, Сергеич почувствовал идущий от тела густой жар, расстегнул пуговицы ватника. Он вышел на крыльцо, спустился вниз, обошел дом, остановившись под окном квартирантки, поднял голову.
Белые тюлевые шторки на окнах задернуты. Наверняка Маргарита наблюдает за ним в окно. Ничего, пусть посмотрит. Эту кобылку он сегодня основательно объездит. Не хочет понимать по-хорошему, поймет по-плохому. А уже завтра эта сучка сделается покорной, как битая собака, сама ему дверь откроет. И ещё уговаривать станет, чтобы Сергеич подольше не уходил. Все бабы одним миром мазаны. В узде их надо держать.
72 
