74 
Помощник настоятеля перебил:
— Но это очень напоминает коммунистическое общество. Вы наверняка случайно забрели в красный Китай.
Херцог улыбнулся:
— В первый момент и я так подумал. Но потом вспомнил, что китаец упомянул Дао, и взглянул вниз, в долину. Идеальные террасы рисовых полей и восхитительная атмосфера покоя доказывали, что этого места никогда не касалась отрава культурной революции, что оно было древнее и мудрее любого из идеологов марксизма или приверженцев председателя Мао. И все же это было не то, что я искал. Если, конечно, китаец по скромности не утаил тот факт, что в стенах «дома Мудрости», как он выразился, тайно пытались влиять на мировые события с помощью телепатии и древних приемов тантрической йоги. Не желая никоим образом задеть этого человека, я спросил: чего они хотят от внешнего мира? Намерена ли община передать свои знания другим народам? Покидал ли он мысленно пределы долины, чтобы общаться с чужеземными людьми? Ответ его был прям и прост. «Вы, кажется, не так нас понимаете. Мы не стремимся никого учить. Мы рады гостям и не скрываем своей жизни от них, но даже не помышляем о том, чтобы убедить кого-то в преимуществе нашего бытия. Однако я понимаю, о чем вы говорите. Здесь, в долине, мы накопили много знаний. Нам известно, что существуют древние искусства, открывающие человечеству доступ к нематериальным уровням нашего мира, позволяющие дотянуться до умов людей и внушать им свою волю. Причем внушение должно осуществляться с помощью символов, а не словесно, иначе сигналы будут распознаны только теми, кто говорит на вашем языке. К тому же символы обладают большей силой. Однако присяга нашего ордена запрещает такие практики, поскольку они противоречат Дао. Ведь люди не могут жить счастливо, если они все делают по нашим командам и не в состоянии самостоятельно выбирать образ действий. Мы устремляем наши энергии к более глубокому изучению Дао. А поскольку Дао отступает от тебя, если ты стремишься к нему, и идет к тебе, когда ты отступаешь от него, мы не стараемся его искать. Мы просто трудимся и живем рядом с ним. Сосредоточиваемся на том, чтобы следовать его законам. И если мы преуспеем, сознание нашего счастья снизойдет отсюда в другие долины, расположенные ниже, накопит силы и, став могучей рекой, прольется на нижние земли. Оно превратится в саму Брахмапутру, и его разлив напоит всю Индию, весь мир… Дао учит нас: даже если ты просто сидишь в безмолвии в тихой комнате, ты будешь услышан за тысячи миль».
Херцог умолк. На лице вновь засияла улыбка, заблистал мечтательный взгляд. Возможно, он забыл об ужасе своего положения, подумал помощник настоятеля. Резкие перемены настроения белого человека казались ему необъяснимыми, даже учитывая опиум. Но лама желал знать больше.
— Вы верили этому человеку, когда слушали его? Согласны ли вы с тем, что можно вершить добро бездействием?
С потрескавшихся губ Херцога слетел едва слышный смех.
— Нет… Цель похвальная, но я по сей день не верю, что ее можно достичь таким способом. Если вы в монастыре Литанг, за каких-то сто миль оттуда, ничего не знали об этом месте и этом учении, вряд ли в Индии, не говоря уж о Нью-Йорке или Лондоне, слышали об этой идиллической коммуне. А если и слышали, то потребовалась бы вечность, чтобы привить миру их образ жизни. У людей есть собственные жизненные программы.
Херцог закашлялся, а потом поднял взгляд на монаха, уже без улыбки.
— Я знаю, как до меня знал Кениг, что лишь активное вмешательство в жизнь и искусное использование утраченных арийских знаний, скрытых в царстве Шангри-Ла, способны изменить человечество к лучшему и поднять на более высокий эволюционный уровень. По воле случая я забрел в долину монахов-затворников, сторонником квиетизма[50] и учения Дао. Их коммуна, удивительная и прекрасная, была совсем не тем, что я искал, и я прямо заявил об этом китайцу: «Я очень благодарен случаю, позволившему мне узнать о вашей прекрасной долине, но я ищу царство Шангри-Ла. Не могли бы вы помочь мне? Указать путь или проводить туда?» Впервые с момента нашей встречи я увидел грусть на лице китайца. «Да. Если вы настаиваете, мы можем указать вам путь. Но мы советуем вам остаться у нас. Здесь, в долине, вы будете счастливы, и вашему примеру последуют другие. Шангри-Ла — недоброе место. Они следуют иным путем, отличным от нашего. Они стремятся просвещать человечество не примером, но с помощью силы и колдовства. Они используют любые методы, даже вовлекают силы, неподвластные им. Останьтесь с нами. Здесь благое место». Он был хороший человек, и меня огорчало собственное упорство, но я не мог отказаться от мирской жизни и заняться сельским хозяйством вместе с этими людьми, непостижимыми, как сама долина. А что касается его отношения к Шангри-Ла — чего еще можно было ожидать от стареющего монаха, избегающего столкновений с миром? «Буду очень признателен за помощь», — ответил я ему. «Хорошо. Но позвольте предостеречь вас: обратного пути не будет, потому что нарисовать карту мы не можем. Не можем и объяснить, как вернуться сюда. Маршрут, по которому мы пришли, недоступен для чужаков, а за пределы долины наш караван уходит раз в десять лет. Если бы вы не нуждались в помощи, мы бы не стали утруждать себя. Возможно даже, сделали бы так, чтоб вы нас не увидели». Тут мне стало не по себе, и я спросил: «Как же мне вернуться из Шангри-Ла? Ведь можно просто идти назад, по своим следам». Китаец улыбнулся и сказал, что у меня ничего не получится. «Но почему?» Потому что тем путем можно пройти только в одном направлении. «Как же так?» — спросил я. «Если вы готовы, пойдемте. Я покажу вам». Мы встали, чтобы отправиться в путь, и я почти сразу ощутил, что странное чувство сожаления покидает меня. Передо мной открывался путь в Шангри-Ла! Вот-вот я дойду до цели, к которой стремился всю жизнь. «Куда мы направимся?» — спросил я, когда мы забрались в маленькую двуколку, запряженную молодым яком. «Туда. — Китаец показал в сторону темных скал в конце долины. — Наверх». Я поднял голову: вершины гор прятались в дымке. Очевидно, он указывал на потайной вход в пещеру, подумалось мне; пещеру, которая обернется темным туннелем и выведет меня в царство Шангри-Ла. Но что же это за путь, если пройти его можно лишь в один конец? Отчего-то я решил, что речь идет о бурной подземной реке, ведь двигаться по ней можно лишь по течению.
74 
