103 
– Я к главному врачу, к Глухареву. Он назначил мне на утро.
– А вы кто? П-а-а-апрошу документы.
Выругавшись про себя грязными словами, Ирина Павловна полезла в сумочку, достала паспорт, положила его на стойку. Милиционер оторвал зад от стула, полистал паспорт, сличил фотографию с личностью посетительницы.
– А, Тимонина, – сказал лейтенант, возвращая паспорт. – Пожалуйста, вот сюда, налево. Первый этаж. Третья дверь. Там есть табличка.
Пройдя за турникет, Ирина Павловна свернула налево, в длинный полутемный коридор с зарешеченным окошком в торцевой стене. Она постучала в дверь, услышала «входите», перешагнула порог.
Из– за стола встал средних лет мужчина, довольно полный, с дряблым лицом. На носу криво сидели очки в пластмассовой оправе, лоб прикрывала прядь волос, жидкая и засаленная. Тимонина, с первого же взгляда испытавшая к врачу острую неприязнь, закрыла дверь и назвала себя.
Врач, сделав полукруг по тесному кабинету, протянул женщине пухлую ладонь. Улыбаясь, Тимонина пожала руку, решив, что Глухарев оказался именно таким человеком, каким она его себе и представляла. Даже хуже.
Долго усаживая Тимонину на стул, врач с интересом заглядывал в разрез её костюма, под блузку и, увидав округлость груди и кружевной черный лифчик, проглотил набежавшую слюну. Ирина Павловна сделала вид, что не заметила бесстыжего взгляда. Она про себя обругала Глухарева похотливым козлом, решив, что врачу жена уже год не давала. Отвратительный тип, вонючка. От него и пахнет грязными трусами.
Если Глухарев так ведет себя с вдовами, то можно представить, что он себе позволяет, скажем, с медсестрами или няньками. Наконец, закончив церемонии, врач уселся за стол и поправил очки. Ирина Павловна закинула ногу на ногу.
– Ваш муж – очень мужественный человек, – Глухарев кашлянул в кулак. – Вот черт, даже не знаю, с чего начать… У меня для вас есть новость. Не слишком приятная. Трудно даже говорить. Я закурю с вашего разрешения.
– Говорите, – сказала Ирана Павловна. – Я привыкла выслушивать разные новости. И хорошие, и плохие. Вообще, должна сказать, что я сильный человек.
Глухарев повесил на губу папиросу, прикурил, пустив себе между ног струю вонючего дыма. Он опускал голову, прятал глаза, стараясь не смотреть на женщину.
– Не исключаю, в случившимся есть доля нашей вины, – промямлил Глухарев. – И немалая. Но и нас, медиков, тоже можно понять. Денег хватает на перевязочный материал, на самое необходимое. Сами видели, в каком состоянии корпус… Если ремонт не делать, потолки обвалятся. И питание больных… Мы, так сказать, урезали рацион. Только один ночной охранник на весь корпус.
– Понимаю.
Ирина Павловна кивала головой, словно старалась вжиться в суть проблем провинциальной больницы. Тимонина думала, что главный врач законченный, совершенно непроходимый кретин. У молодой красивой женщины погиб муж. Глухарев должен сообщить прискорбное известие. А вместо этого начинает нести какую-то чушь про ремонт и урезанное питание больных. Блеет, словно подаяния просит. Казакевич, когда она расскажет ему этот разговор, воспроизведет в лицах монологи, будет так ржать, что у него заболит задница. Зубы заболят от смеха.
Тимонина улыбкой поощрила врача начинать разговор по существу.
– Но, собственно, вы приехали не мои жалобы выслушивать, – Глухарев печально улыбнулся.
Ирина Павловна выдержала паузу.
– Так вот, я отвлекся, – врач стряхнул пепел себе под ноги. – Я хотел рассказать о вашем муже, о его поступке… Он спас двух людей из вертолета, который разбился. Вытащил их на себе.
Ирина Павловна сделала напряженное лицо.
– Скажите, что с Леней? Я чувствую, с ним что-то случилось.
Глухарев плюнул на горящий кончик папиросы, бросил окурок в урну. Стал разглядывать поверхность письменного стола.
– К сожалению, ваш муж, – врач снял очки, повертел их в руках, снова нацепил на нос. – Понимаете, Леонид Степанович… Как бы это вам помягче сказать…
– Говорите прямо.
– Вы уверены, что с вами все в порядке? Вы побледнели. Вы на сердце не жалуетесь?
Ирине Павловне хотелось рассмеяться в лицо этого идиота. Но вместо этого она продолжала морщить лоб, кривить и кусать губы. Про себя она проклинала тупость и нерешительность Глухарева. Впрочем, именно такой человек, ограниченный и тупой, способен достичь столь блистательных высот: стать главным врачом этого сортира.
103 
