104 
– Да, со мной все в порядке, – кивнула Тимонина. – И на сердце я не жалуюсь.
– И то хорошо. А то знаете, как бывает… Так вот, ваш муж…
– Ну, говорите же. Я должна услышать правду, пусть самую страшную.
Ирина Павловна, уже готовая пустить слезу и разразиться вдовьем криком, достала из сумочки платок.
– К вашему мужу в палату перебрался спасенный им пожарник. Ну, видимо, они выпили вечером по сто грамм. За спасение, за знакомство. Поймите, я не против спиртного. Когда это к случаю и в разумных дозах. А потом случилось ужасное.
– Ужасное? – Тимонина выпучила глаза.
Глухарев ладонью стер с лица капельки пота.
– Иначе не назовешь. Случай вопиющий. В больницу нагрянули неизвестные бандиты. Не знаю, с какой целью они здесь оказалась. Возможно, какие-то личные счеты. Я думаю, имена преступников установит следствие. Убили охранника, медсестру и того самого пожарника, которого спас ваш муж. У охранника трое детей осталось.
– Что с Леней?
– Ваш муж понимаете ли…
Глухарев говорил прерывисто, со всхлипом. Часто останавливался, словно обдумывал каждое слово. Тимонина, уже истомилась, устала ждать заветного слова. Она промокнула платком сухие глаза.
– А ваш муж бесследно исчез.
– То есть как это, исчез? – платок выпал из руки Тимониной. – В каком смысле?
– Исчез. Вероятно, испугался выстрелов или чего там, уж я не знаю. Тут ночью такое было, такое… Стрельба, паника, давка на лестнице. Милиционеры два ружья нашли и патронов целую сумку. Я говорил уже: тут есть доля нашей вины.
– Он погиб? Леня погиб?
Тимонина горящими глазами смотрела на врача. Ее губы дрожали. Она молча требовала от Глухарева сказать «да».
– Он жив, уверяю вас. Он убежал из больницы, но он жив. Это точно. Так говорят милиционеры. Они очень внимательно осмотрели место преступления. Уже сделали некоторые экспертизы. Говорю, он жив…
Тимонину шатнуло, хотя она плотно сидела на стуле. Кровь отлила от лица. Сука, паскуда этот Глухарев, свинья безмозглая, он просто издевался над ней, как последний садист. Тимонина почувствовала, что задыхается, она стала дышать широко раскрытым ртом. Ноги онемели от накатившей слабости. Сердце заныло, застучало.
– Вам плохо? – спросил Глухарев.
– Да, мне плохо, – прошептала Тимонина. – Мне очень плохо.
Врач вскочил, распахнул дверцы стеклянного шкафчика и оросил нашатырным спиртом клок ваты. Тимонина, повесив руки и откинув голову назад, едва держалась на стуле. Она видела происходящее сквозь густую пелену тумана, она готова была упасть на грязный пол. И больше с него не встать.
* * * *
Валиев подъехал к кафе «Улитка» чуть раньше в назначенного времени. Как-никак он торопился за своими деньгами. На сердце было тяжело, неспокойно. Привыкший доверять своей интуиции, Валиев попробовал разобраться в ситуации, обдумать её и так и эдак. По всему выходило, что беспокоиться не о чем. Но какой-то червяк, заползший в самую душу, глодал её и не хотел останавливаться.
Один раз бригадир бывал в «Улитке» какому-то пустяковому делу. Унылое одноэтажное строение с маленькой неоновой вывеской на козырьке перед входом. Нечто вроде столовой для водителей дальнобойщиков, где ты, проглатывая неаппетитную стряпню, можешь разглядывать через пыльные окна узкое шоссе и проезжающие по нему машины.
На задах «Улитки» хозяйственный двор, обнесенный столбами, между которыми натянули металлическую сетку. Через распахнутые настежь ворота Валиев загнал машину на хозяйственный двор, сказал пару слов рабочему, стоявшему рядом с мусорными контейнерами и гонявшему метлой горячую пыль.
Казакевич ещё не подъехал. Валиев, чтобы не торчать на солнцепеке, обогнул «Улитку» и вошел в зал через дверь для посетителей. Он подошел не к окошку раздачи, а к буфетной стойке, уселся на высокий табурет. С этой позиции просматривался въезд на хозяйственный двор.
– Ну, и духота, – сказал Валиев толстой буфетчице, разморенной нечеловеческой жарой.
Женщина была похожа на кусок отварной говядины, только что извлеченной из кастрюли с супом. Говядина ещё дымилась, источала жар. Буфетчица не нашла сил для ответа, лишь едва кивнула головой. В это мгновение Валиев почему-то пожалел о том, что не взял с собой оружия.
Он тяжело вздохнул и уставился в окно. Жара в «Улитке» стояла такая же, как на улице. Под потолком лениво вращаются лопасти вентиляторов, перемалывая горячий воздух, буфетчица сидит, как неживая. Валиев влил в себя два стакана минеральной воды, пахнувшей содой и водорослями, и только сильнее захотел пить.
104 
