— Люди склонны именно так интерпретировать выпадающие на их долю несчастья. Но вспомните Иова. Каков был его грех, за который Господь так сурово наказывал его?
— Возлежал и порождал не на той стороне простыни? — предположила Барбара первое, что пришло в голову. — Честно говоря, я не помню.
— Вы не помните этого потому, что за Иовом не было грехов. Просто так испытывалась его вера во Всемогущего.
Сестра Сесилия сделала еще глоток чая и стряхнула с пальцев крошки печенья на грубую ткань юбки.
— Вы говорили это Юджинии Дэвис?
— Я пыталась объяснить ей, что если бы Господь хотел наказать ее, то он не начал бы с того, что дал ей Гидеона — абсолютно здорового мальчика — в качестве первого плода ее брака с Ричардом.
— А что насчет Сони?
— Не считала ли она Соню наказанием свыше за свои грехи? — уточнила сестра Сесилия. — Прямо она никогда этого не высказывала. Но, судя по тому, как она отреагировала, узнав о болезни несчастной малютки… А потом, когда девочка умерла, Юджиния перестала посещать церковь… — Монахиня вздохнула, поднесла чашку к губам и замерла, словно обдумывая ответ. Наконец она произнесла: — Нам остается только догадываться, констебль. Мы можем лишь вспомнить вопросы, которые она задавала о Линн и ее ребенке, и на их основании строить предположения о том, что чувствовала она сама и во что верила, когда оказалась в такой же ситуации.
— А что остальные?
— Остальные?
— Остальные домочадцы. Они говорили о том, что чувствовали, когда узнали про Соню?
— Она мне не рассказывала об этом.
— Линн говорит, что она ушла от Ричарда частично из-за его отца. Она считает, что у него не хватало нескольких винтиков, а те, что еще сидели на месте, были весьма и весьма гадкими, так что оставалось только радоваться, что их не полный комплект. Но вы, наверное, знаете об этом.
— Юджиния никогда не делилась тем, что происходило у них в доме.
— Она не говорила, что кто-то хочет избавиться от Сони? Например, Ричард? Или его отец? Или еще кто-нибудь?
Голубые глаза сестры Сесилии широко раскрылись. Она воскликнула:
— Господи помилуй, нет! Люди в том доме не были злыми. Возможно, в чем-то они запутались, но кто из нас никогда не ошибается? Однако стремиться избавиться от ребенка с такой силой, чтобы даже пойти на… Нет. Не могу представить себе, что хоть кто-то из них был на такое способен.
— Но ведь кто-то убил ее, а вчера вы говорили мне, что не поверили, будто это сделала Катя Вольф.
— Не поверила и не поверю, — еще раз подтвердила свою позицию монахиня.
— Значит, это сделал кто-то другой, если только вы не считаете, что это рука Бога низверглась с небес и толкнула девочку под воду. Но кто? Сама Юджиния? Ричард? Дедуля? Жилец? Гидеон?
— Да он тогда был восьмилетним мальчиком!
— Восьмилетним мальчиком, который ревновал ко второму ребенку, сместившему его с пьедестала почета.
— Нет, с Соней это был не тот случай.
— Ну, как минимум она лишила его безраздельного внимания взрослых. Она претендовала на их время. Они тратили на нее почти все деньги. Она пила бы из этого колодца, пока он не высох. И что осталось бы делать Гидеону у пересохшего колодца?
— Ни один восьмилетний ребенок не способен загадывать так далеко вперед.
— Ребенок — нет. Зато был способен кто-то из взрослых, заинтересованный в поддержании статуса Гидеона.
— Возможно. Что ж. Все равно я не знаю, кто бы это мог быть.
Монахиня положила половинку печенья на блюдце, поднялась и пошла включить чайник еще раз, чтобы согреть воды на вторую чашку чая. Барбара наблюдала за ней, мысленно оценивая полученную от монахини информацию и поведение сестры Сесилии при их беседах на основании всего того, что ей было известно о монахинях ранее. И пришла к выводу, что монахиня говорила ей всю правду, как сама ее знала. Во время первого их разговора сестра Сесилия сообщила, что Юджиния перестала посещать церковь после смерти Сони. То есть с тех самых пор прекратились задушевные беседы Сесилии и Юджинии — беседы того рода, когда только и возможна передача самых важных и личных сведений.
Она спросила:
— А что случилось с тем, последним младенцем?
— Последним? А, вы говорите о ребенке Кати?
— Мое начальство хочет, чтобы я разыскала его.
— Он сейчас живет в Австралии, констебль. Живет там с двенадцати лет. И как я вам уже говорила в прошлый раз, если бы Катя хотела встретиться с ним, то первым делом после освобождения пришла бы ко мне. В этом вы должны мне поверить. Условия усыновления требовали, чтобы приемные родители предоставляли мне ежегодный отчет о ребенке, так что я всегда знала, где он и что он, и по первой же просьбе Кати передала бы ей всю информацию.