290 
Дедушка раздраженно спрашивает: «Ну что еще?», взрослые переглядываются, и в этот момент я ощущаю напряженность между ними. Мать смотрит на дедушку, папа — на бабушку, Сара Джейн — на жильца Джеймса. Джеймс смотрит на Катю. А Катя смотрит на Соню.
Она говорит: «Покажи им, маленькая» — и усаживает Соню на пол, на попку, но не поддерживает ее рукой, как обычно, а осторожно выпрямляет ее спинку и отводит руки. Соня остается сидеть.
«Она сама сидит! — гордо объявляет Катя. — Это чудо!»
Мать поднимается из-за стола, говорит: «Какая ты у меня умница, милая!» — и обнимает Соню. Еще она говорит: «Спасибо вам, Катя», и, когда она улыбается, все ее лицо сияет восторгом.
Дедушка никак не реагирует, потому что он не смотрит на то, что показала всем Соня. Бабушка бормочет: «Вот и хорошо, вот и хорошо», не отводя взгляда от дедушки.
Сара Джейн Беккет делает вежливое замечание и пытается завязать разговор с Джеймсом. Но тот полностью заворожен Катей, он не может отвести от нее глаз, как голодная собака не сводит глаз с куска сырой говядины.
А сама Катя не сводит глаз с моего отца. «Видите, какая она молодец — ликует она. — Видите, что учит она и как быстро! Какая молодец наша Соня, да. С Катей всем детям будет хорошо».
«Всем детям». Как я мог забыть эти слова и этот взгляд? Как я раньше не понял, что означают эти слова и эти взгляды? Потому что ясно, что они означают, и все в комнате замирают на миг, как будто сломался проектор и вместо фильма нам показывают один кадр. В следующий миг — через долю секунды — мать берет Соню на руки и говорит: «Никто в этом не сомневается, милочка».
Я видел это тогда, вижу и теперь. Но тогда я не понял всего, мне было… сколько лет? семь? Ребенок в таком возрасте не в состоянии ухватить все значение ситуации, которую он проживает. Ребенок в таком возрасте не может расслышать в единственном коротком замечании женщины, произнесенном самым любезным тоном, внезапного осознания, что ее предали в ее собственном доме и продолжают предавать.
9 ноября
Он сохранил тот снимок, доктор Роуз, помните? Все, что я знаю, сводится к тому факту, что мой отец сохранил один-единственный снимок, фотографию, которую он, скорее всего, сделал сам и потом спрятал, потому что откуда еще ей взяться?
И теперь я представляю их вдвоем в солнечный летний день: он просит ее выйти в сад, чтобы сфотографироваться с моей сестрой. Присутствие Сони на руках у Кати делает всю сцену приличной. Соня — это предлог, несмотря на то что ее держат таким образом, чтобы ее лицо было отвернуто от объектива. Это тоже важная деталь, так как Соня не совершенна. Соня — выродок, и изображение Сони, чье лицо несет на себе свидетельства поразившего ее врожденного дефекта — косые пальпебральные щели (я узнавал, как они называются), эпикантальные складки, непропорционально маленький рот, — будет служить постоянным напоминанием папе, что во второй раз в своей жизни он породил ребенка с физическими и умственными недостатками. Поэтому он не хочет запечатлевать на пленке ее лицо, но она нужна ему как оправдание.
Стали ли они уже любовниками на тот момент, Катя Вольф и мой отец? Или они оба еще только думают об этом и каждый из них ждет, чтобы другой подал некий знак, выражая интерес, говорить о котором пока нельзя? И когда это впервые происходит между ними, кто делает первый шаг и что это за шаг, который сигнализирует о том, в каком направлении будут развиваться их дальнейшие отношения?
Душной ночью она выходит, чтобы подышать свежим воздухом. Это одна из тех августовских ночей, когда Лондон находится во власти тепловой волны и некуда сбежать от давящей атмосферы, созданной загрязненным воздухом, слишком долго провисевшим над городом, причем каждый день его подогревает немилосердное солнце и каждый день его еще сильнее отравляют дизельные грузовики, изрыгающие на улицах выхлопные газы. Соня уснула, наконец-то уснула, и Катя может подарить себе эти десять минут. Ночной воздух создает иллюзию избавления от жары, затопившей комнаты, поэтому она выходит из дома, идет по дорожке в сад, и там он находит ее.
«Невыносимая жара, — говорит он. — Я весь пылаю».
«Я тоже, — отвечает она. — Я тоже вся пылаю, Ричард».
И этого достаточно. Эти последние слова и обращение к нему по имени несут в себе недвусмысленное разрешение, и вторичного приглашения не требуется. Он бросается на нее, и между ними начинается то, что чуть позднее увижу я.
290 
