— Но она не просила?
— Нет. — Сестра Сесилия двинулась к выходу. — Подождите минутку. Я принесу кое-что, что может вас заинтересовать.
Монахиня вышла из комнаты. Вскоре вода в чайнике закипела, и он щелкнул, выключаясь. Барбара поднялась и заварила для сестры Сесилии вторую чашку чая, вознаградив себя за это вторым пакетиком печенья. Затолкав оба печенья в рот, она положила в чашку монахини три куска сахара. Вскоре вернулась монахиня с бумажным конвертом в руках.
Она села и разложила у себя на коленях содержимое конверта. Барбара увидела, что это письма и фотографии — любительские снимки и студийные портреты.
— Его зовут Джереми, сына Кати, — сообщила сестра Сесилия. — В феврале ему исполнится двадцать лет. Фамилия приемных родителей — Уотты, у них еще трое детей. Сейчас они все вместе живут в Аделаиде. Кстати, Джереми пошел в мать.
Барбара взяла фотографии, которые протянула ей монахиня. Они отражали почти все стадии жизни мальчика. Джереми был голубоглазым и светловолосым, хотя белокурые волосики детских лет с годами немного потемнели. Примерно в то время, когда семья переехала в Австралию, мальчик пережил период подростковой неуклюжести, но потом выровнялся и стал вполне привлекательным молодым человеком. Прямой нос, квадратная челюсть, прижатые к черепу небольшие уши — вылитый ариец, подумала Барбара.
Она спросила:
— То есть Катя Вольф даже не знает, что у вас есть все эти материалы?
— Я уже говорила: после тех событий она ни разу не пожелала увидеть меня. Даже когда настало время договариваться об усыновлении Джереми, она отказалась говорить со мной. Нашим посредником стала тюрьма: начальник охраны уведомил меня, что Катя хочет отдать ребенка на усыновление, и он же сообщил мне, когда пришло время родов. Я даже не уверена в том, видела ли Катя своего ребенка. Знаю только, что она хотела немедленно отдать его в семью и хотела, чтобы я занялась этим сразу после его рождения.
Барбара вернула ей снимки.
— Она не пожелала, чтобы ребенок жил со своим отцом?
— Нет, она настаивала на усыновлении.
— А отец, кто он?
— Мы с ней не разговаривали…
— Это я понимаю. Но вы же знали ее. Вы их всех знали. Так что у вас должны были быть какие-то свои соображения. В доме вместе с ней проживало трое мужчин, насколько нам известно: дед, Ричард Дэвис и жилец, который в то время проходил под именем Джеймс Пичфорд. Можно сказать, что вместе с Рафаэлем Робсоном, учителем музыки, их было четверо. Или пятеро, если считать и Гидеона и предположить, что Катя любила побаловаться с юными мальчиками. Ведь в одном отношении он был развит не по годам. Может, он опередил время и в чем-то еще?
Монахиня была шокирована.
— Катя не растлительница детей!
— Может, она не воспринимала свои действия как растление. Обычно женщины так не думают, когда посвящают юношей в суть дела. Да что там, есть такие племена, где пожилые женщины обязаны обучать мальчиков…
— Не знаю, как принято поступать в племенах, но ведь они не были дикарями. И разумеется, Гидеон не мог быть отцом ребенка. Я сомневаюсь… — Тут монахиня густо покраснела. — Я сомневаюсь, что он вообще был способен на… акт.
— Значит, тот, кто был отцом, имел причины держать этот факт при себе. А иначе почему он не вышел вперед и не заявил о своих правах на ребенка, когда Катя получила двадцать лет? Хотя, конечно, он мог и застесняться, узнав, что обрюхатил убийцу.
— А почему вы так уверены в том, что это сделал кто-то из дома Дэвисов? — спросила сестра Сесилия. — И почему вообще так важно знать, кто это был?
— Я не могу сказать, важно это или нет, — признала Барбара. — Но если отец ребенка каким-то образом связан со всем остальным, что случилось с Катей Вольф, то он может подвергаться серьезной опасности. Конечно, при условии, что за двумя наездами стоит Катя.
— Двумя?
— Офицер, который вел следствие по делу смерти Сони Дэвис, вчера тоже был сбит машиной. Сейчас он в коме.
Пальцы сестры Сесилии подлетели к распятию, которое она носила на шее. Сжимая его, она проговорила:
— Я не верю, что Катя имеет к этому какое-то отношение.
— Понятно, — вздохнула Барбара. — Но иногда нам приходится поверить в то, чему верить не хочется. Так устроен наш мир, сестра.
— Мой мир устроен иначе, — возвестила монахиня.
Гидеон
6 ноября