64 
Когда Дэвид кричит по ночам, Делия ругается и может даже выпороть, если у нее настроение плохое. А потом уходит и оставляет его наедине с монстрами. Дэвид старается быть храбрым, старается заснуть. Вот Роджер Доллар не стал бы визжать, так чего же Дэвид визжит? Нельзя быть таким трусливым зайцем. Но всякий раз, когда он открывает глаза, чудовищ становится еще больше. Комод, зеркало и статуэтка слуги в ливрее, резные столбики в ногах кровати. Полка для шапок днем совсем не страшная, а вот ночью по ней ползают змеи. Они шипят, извиваются, плюются, пытаются заползти на кровать, добраться до лица, до глаз, укусить, выесть глаза. Если они заползут на лицо, он уже не сможет закричать, они съедят его язык, уж лучше закричать сейчас, пока еще есть такая возможность.
И все-таки он научился не кричать. Он выучил урок. Дома нужно держать рот закрытым. Молчать. Такое правило.
В пятницу вечером (отец называет эти вечера семейными) Дэвид сидит на ковре и играет в голове, потому что хотя мать и не кричит, но правила у нее такие же, как и у Делии, даже еще строже. Иногда Дэвид думает: может, они сестры, мать и Делия, потому что ведут себя одинаково? Делия иногда разговаривает с отцом так же, как и мать, — грубит. Из всех слуг только ей это позволено, потому что мать ее защищает. Вот Дэвиду точно нельзя никому грубить. Его уже предупреждали. Как это так получается — Делия грубит отцу, мать грубит отцу, отец грубит всем остальным, а вот Дэвиду никому нельзя грубить? Непонятно. Если он нагрубит, его выпорют. А Делию выпорют? А мать? Может, он просто этого не видит никогда? Дэвид многого не понимает. Ему скоро исполнится шесть. Может, хоть тогда можно будет грубить? Может, это и значит — вырасти?
По радио все время говорят о Депрессии. Еще одна загадка, которую хотелось бы разгадать. Как с пирогами Делии. Отец говорит: придется затянуть пояс, а мать отвечает: все равно надо жить по-человечески. Дэвид не видит связи. Если ты затянул пояс, почему нельзя жить по-человечески? Просто штаны будут теснее, вот и все. А если штаны падают, что, разве можно жить по-человечески? Нет, конечно. Дэвид решает, что прав отец.
Депрессия была всегда. А родители все время говорят про какое-то «раньше». Раньше у нас было больше слуг. Раньше мы меняли мебель. Делия тоже говорит про «раньше». Раньше у нее был друг, а теперь ей и поговорить не с кем. Ей одиноко. Вот только почему? Вокруг ведь столько людей. Мать, и отец, и повар, и шофер, и дворецкий, и тот человек, который приходит и делает фотографии, и доктор со скользким кожаным портфелем, и все остальные. Тут постоянно полно народу. Дом никогда не бывает пустым. Так чего же Делии одиноко? И если ей одиноко, почему она такая противная? Дэвид точно знает: если бы она улыбалась, ей бы улыбались в ответ. Может, он и маленький, но это-то он понимает. Наверное, Делия знает кучу всего такого, чего не знает он, но тут он умнее.
Насколько Дэвид понял, Депрессия как-то связана с непогодой. Так отец говорит. Ее придется переждать. Или с водой. Он говорит — выплывем. А может — тут Дэвид не совсем уверен — еще с тонущими кораблями. Было бы здорово разобраться во всех этих бурях и кораблях, потому что они очень влияют на настроение родителей, особенно на папино. Иногда отец возвращается домой ужасно сердитый и мечет громы и молнии. За ужином все сидят тихо как мыши, только ножи позвякивают. Отец начинает что-то рассказывать, а мать ему отвечает «не за столом» или «ну пожалуйста, Льюис», и тогда он снова замолкает.
В пятницу наступает семейный вечер, отец забирается в угол гостиной и слушает радио. Включает огромный ящик, в нем загорается уютная зеленая лампочка, а отец садится рядом, скрестив ноги. Иногда он ногти кусает. Делия говорит, что это мерзкая привычка. Или теребит мочки ушей, наверное, хочет, чтобы они растянулись побольше. Его совсем не видно среди подушек, и Дэвид иногда даже перестает играть в голове и смотрит на отца. На его волосатую верхнюю губу, впалые щеки. И глаза — они похожи на льдинки, так и скользят по полу. Отец теребит галстук, но никогда его не снимает. Черные ботинки всегда сияют, и, если подползти поближе, в закругленных носках можно увидеть свое раздутое отражение.
Мать читает книги. У них есть имена. «Роза Килярня» какая-то. И еще «Жена саксонского вождя». Дэвид один раз заглянул в ее книжку, но ничего не понял. Это не потому, что он читать не умеет. Он умеет, его учитель научил. Дэвид тренируется специально, читает книжки с картинками. Иногда Делия выкидывает газету. Она их читает повару вслух, потому что повар итальянец и говорит, словно поет. Прямо все время поет, даже когда на самом деле не поет. Дэвид выуживает газету из мусорной корзины, залезает в буфет и там читает. Как и отца, газету интересует одна только Депрессия.
64 
