65 
Вечером в пятницу Дэвид часто стоит у окна и разглядывает прохожих. На них шарфы и шапки. Раньше еще слышно было, как гудят автомобили, но мать сходила с ума от шума, она больше ни секунды не могла вынести, поэтому пришли рабочие и поставили вторую раму со стеклами толщиной с палец Дэвида. И теперь картинка без звука. Ну и ладно. Звуки он может и сам придумать, у него в голове их много.
Отойди оттуда, Дэвид.
Он возвращается к своему месту на ковре, ложится и смотрит в потолок. Там отец развесил картинки с ангелами. Ангелы играют на трубах, из них вылезают цветы. Из труб, конечно, не из ангелов. Смешно было бы, если бы цветы вылезали из ангелов. А когда из труб — просто глупо. Дэвид этого не говорит, потому что отцу, кажется, эти цветы ужасно нравятся.
Сегодня пятница, вечер. Дэвид придумывает, как бы ему вытащить Роджера Доллара из передряги. Роджера украли бандиты, они хотят отобрать у него золото. Роджер отбивается от них веслом, а бандиты палят из пистолетов. И тут Дэвид слышит, как кто-то идет по лестнице. Странно. Никому не позволено входить в малую гостиную во время семейного вечера. А того, кто нарушит это правило, наверное, выпорют, и даже сильнее, чем за грубость.
Он смотрит на мать, потом на отца. Они ничего не заметили.
Неужели ему почудилось? У него бурное воображение, такое бурное, что он иногда в нем тонет. Иногда Дэвид отвлекается от уроков, математики, немецкого или музыки, и слушает пение канарейки. Две длинные трели, потом несколько быстрых пересвистов. Или еще можно смотреть, куда ведет трещина в штукатурке. Вот она бежит по стене к потолку, словно речка, только вверх. Дэвид слушает, смотрит, потом придумывает всякие истории, путешествия в джунглях, войны между племенами — у воинов подточены передние зубы, а по всему телу татуировки, он слышал про таких в передаче про путешествия вокруг света. Дэвид знает, его легко отвлечь. Он возвращается в реальный мир по тоннелю, его вытягивает обратно крик, а в конце тоннеля стоит Делия, скрипит зубами и сжимает кулаки.
Нет, шаги он не придумал. Кто-то подходит ближе, топает. Четыре-пять шагов, остановка. Как будто кто-то только учится ходить.
А что, если встать? Притвориться, что нужно в туалет, и по пути предупредить незнакомца, пусть уходит поскорее. Сегодня семейный вечер, не ходи туда!
А вдруг он опасный? Монстр какой-нибудь или даже еще хуже? Вдруг мать и отца нужно будет защищать? А вдруг он сможет спасти только одного из них? Кого тогда выбрать? Это легко: отца. Отец не такой толстый, и Дэвиду он гораздо больше нравится. А мать и сама о себе позаботится. Она огромная, и у нее столько юбок! Отобьется. А не отобьется, тоже ничего.
Вот уже и мать опустила книжку.
— Льюис!
Отец заснул, закрытые веки чуть вздрагивают.
— Льюис!
Он просыпается.
— Что?
— Там кто-то ходит.
— Кто?
— Я слышала шаги.
Отец сонно кивает:
— Хорошо.
— Ну? Чего ты ждешь? Иди посмотри.
Отец тяжело вздыхает и выбирается из глубокого кресла. Ноги у него совсем как у паука, тонкие, длинные и все в суставах. В кресле он кажется маленьким, а когда встает, сразу вырастает огромным.
— Ты что-нибудь слышал? — спрашивает отец у Дэвида.
Дэвид кивает.
Отец ослабляет узел галстука и зевает.
— Ну что ж, посмотрим.
Он не успевает и шагу сделать. Дверь со скрипом распахивается. Отец подпрыгивает, мать прижимает руки к груди. Дэвид изо всех сил моргает, стараясь вести себя как можно тише. Входит девочка. Он ее прежде никогда не видел. На ней белая ночная рубашка, очень тонкая, почти прозрачная. Выглядит девочка странно. Грудь маленькая, животик круглый, и ручки волосатые. Она совсем невысокая. Лицо плоское, как у лягушки. Язык торчит изо рта, словно она что-то противное съела. Волосы гладкие, зачесаны в хвост с желтым бантом. Глаза узкие. Девочка смотрит на комнату, на кресло, на стену, потом на отца, на мать, на Дэвида. Кажется, она пытается улыбнуться. Он не улыбается в ответ, он испуган. Ужасно хочется спрятаться.
Мать вскакивает и роняет на пол книжку.
— Берта! — говорит отец.
Мать пересекает комнату в три огромных шага. Она хватает девочку за руку и тащит к двери. Дэвид слышит, как они поднимаются по лестнице.
— Ты как? — спрашивает отец.
А что такого? С ним ничего не случилось. Дэвид пожимает плечами.
Отец разглаживает на груди рубашку, поправляет галстук. Трогает усы, словно они могли растрепаться. Ищет очки, находит их, где и всегда, в нагрудном кармане, но не надевает, а сует обратно в карман.
65 
