– Перестаньте, – машет рукой майор Светлов. – Я же вас ни в чем не обвиняю. У меня только пара вопросов. И то скорее для себя, чтобы лучше вас понять. Вы же сейчас ждете ребенка?
– Двойню.
– Жена у вас очаровательная. Но ваши поездки с ней по Большой Окружной… – он разводит руками. – Я этого не понимаю.
– Но я же не на служебной машине.
– Слава богу! – усмехается он. – Только зачем вам это?
– Вы знаете, – перехожу я на интимный шепот и, совершенно автоматически, бросаю взгляд на двери, словно проверяя, закрыты ли они, – жена почему-то заинтересовалась проститутками. Сам не могу понять. Но с беременными не спорят. Говорят, женщины глупеют во время беременности.
– Жена? Хм. – Майор пожимает плечами. – Вы, пожалуйста, постарайтесь ее отговорить от таких поездок. Кстати, и личную машину вам пора поменять. У вас же нет финансовых проблем.
– Нет, – соглашаюсь я и тут же понимаю, что таким вот образом он намекнул на те самые конверты.
– Ладно. – Майор Светлов поднимается и снова протягивает мне руку. – Давайте дружить. Будут у вас вопросы, пожалуйста, звоните. – Он опускает на стол визитку.
– Может, кофейку? – запоздало предлагаю я.
– В следующий раз, – говорит он.
Этот разговор не выходит из моей головы до семи вечера. И в машине, пока шофер везет меня с Печерска на Печерск, я прокручиваю в памяти все, что сказал майор Светлов. Прокручиваю и остаюсь с одним и тем же ощущением – ощущением незавершенности. Это был не разговор. Это была его вступительная часть. А сам разговор продолжится. Можно в этом не сомневаться.
Как только я захожу домой, звонит телефон. В квартире тихо, мебели все еще маловато, и из-за этого телефонный звонок обрастает эхом и, как мячик для пинг-понга, перелетает из одной комнаты в другую.
– Светочку можно? – спрашивает бойкий женский голос.
– Секунду. – Я замираю, прислушиваясь к жизни квартиры. Тихо. Слишком тихо.
– Света! – кричу я.
Ответа нет.
– Она вышла.
– Попросите ее перезвонить Жанне.
Я подхожу к окну. Бульвар Леси Украинки забит транспортом. Хороший стеклопакет спасает меня от саундтрека этой никчемной шумной городской жизни. Хочется тишины, и вот она – здесь. На тринадцатом этаже. В самом центре города, в Царском Селе.
84
Киев. Декабрь 2015 года.
– Он с ума сошел! – вырывается у меня.
Сидящий напротив генерал Филин кивает в знак согласия.
– Как можно награждать заключенных ценными призами?! Что они будут с этими призами делать? Или мы обязаны будем их хранить до окончания срока? А главный приз вообще! Нас же просто засмеют!
– Главный приз сразу отметаем, – говорю я. – Нельзя амнистию связывать со знанием украинского языка! Ладно. Может, дипломы?
– Но он же не хочет просто дипломы! Две страницы описания призов и ценных подарков. К тому же некоторые предложения иначе как вмешательством в тюремные правила не назовешь. Чего стоит только предложение переводить обучающихся в украиноязычные камеры!
– Это как раз можно, – машу я рукой. – Знаешь, пройдись еще раз по его предложениям. Вычеркни то, что никак не подходит, а то, что можно обсуждать, оставь. Встретимся потом втроем и все решим.
Генерал Филин покачивает головой, и по выражению его лица не совсем понятно, что он думает. Но ему пора идти. У меня еще множество дел. И самое важное – запоздалый доклад Светлова о «ватиканском» чуде в Украине.
Я бросаю взгляд на часы. Светлов, должно быть, уже подъезжает сюда, на Банковую. И пока он подъезжает, я должен выпить какой-то успокаивающий отвар из трав, прописанный мне доктором во время последнего медосмотра. Ему не понравилось, как стучит мое сердце. «Вы слишком много работаете. Ваше сердце слишком частит». Во-первых, это не мое сердце. А во-вторых, не так уж и много я работаю! За страну я много переживаю – это правда. А работаю я столько, сколько могу и сколько мне Коля Львович запланирует. И мне кажется, что на самом деле он меня бережет. Слишком бережет, перебирая на себя многие мои встречи и функции.
Светлов появляется в кабинете ровно в четыре. Глазки бегают. Худые щеки так выбриты, что кажется, он несколько дней не ел. Короче, выбриты они до особой голубизны. В руках – кожаная папочка.
– Дело серьезное, – говорит он, сосредоточенно глядя на мой стакан с горячим отваром трав.