Пистолет хефе лежал в пыли. Из его подчиненных двое пытались обратать и вывести коней из-под деревьев, те не давались, бились в своих легких недоуздках, дергали чумбуры, а третий спешился и кинулся на помощь упавшему. Четвертый обернулся, взглядом уперся в пистолет. Бойд соскочил с коня и, одновременно хлестнув его по голове поводьями, ногой отбросил пистолет на середину улицы. Ниньо попытался было снова сдать назад и даже оторвал уже мальчишку от земли, но тот смирил коня, успев перед самым носом подоспевшего всадника развернуться и, отрезая его от цели, ткнуть его коня двумя пальцами в ноздри, отчего конь стал пятиться и трясти головой. Бойд наклонился, поднял пистолет, сунул за пояс и, ухватясь за гриву, подтянулся, вскочил верхом и развернул коня.
Билли оказался один посреди улицы. Кто-то из помощников однорукого, кто спешился еще раньше, стоял на коленях в пыли, и вот они уже вместе с Билли принялись поднимать хефе. Но тщетно: тот не мог даже сидеть. Они приподнимали его, а он бессильно, как тряпичный, снова заваливался то на сторону, то навзничь, обвисая у них на руках. Они-то думали, он просто оглушен: пытались говорить с ним, хлопали по щекам… На другой стороне улицы уже начали собираться зеваки. Два других всадника побросали поводья, спрыгнули наземь и подбежали.
— Пустое, — сказал Билли. — Бесполезно.
Один из бакерос повернул голову.
— ¿Cómo? — сказал он.
— Es inútil, — сказал Билли. — Se quebró el espinazo. [402]
— ¿Mánde? [403]
— Спина, говорю, у человека сломана, вот чего.
Свернув с дороги в миле к северу от городка, они скакали на запад, пока не вылетели к реке. В то время как нападавшие, стоя на коленях, были заняты своим начальником, Бойд связал лошадей караваном, и теперь все лошади были у них. Темнело. Братья сидели на галечной косе, смотрели на лошадей, которые стояли в воде, отчетливо выделяясь на фоне остывающего неба. Пес тоже зашел в воду, пил, иногда поднимая голову и поглядывая на хозяев.
— Ну и какие будут идеи? — спросил Бойд.
— Никаких. Глухо.
Сидели, глядели на лошадей; лошадей было девять.
— Найдут теперь, наверное, какого-нибудь старого умельца, который способен отыскать след ящерицы на каменной осыпи.
— Очень может быть.
— И что нам теперь с этими лошадьми делать?
— Понятия не имею.
Бойд сплюнул:
— А может, если отдать им их лошадей, они нас оставят в покое?
— Ага. Черта лысого.
— Но до утра они валандаться не будут.
— Знаю.
— Ты представляешь, что они с нами сделают?
— Примерно догадываюсь.
Бойд швырнул в воду камень. Пес обернулся и посмотрел на то место, где он исчез.
— По такой пересеченке мы не сможем гнать гурт впотьмах, — сказал он.
— Я и не собираюсь.
— А что собираешься? Скажи уж, не таи.
Билли поднялся, стоя продолжал смотреть, как пьют лошади.
— Думаю, надо отделить чужих лошадей, выгнать их вон на ту гривку и как следует им наподдать, чтобы валили обратно в Бокилью. Рано или поздно они придут туда, никуда не денутся.
— Хорошо.
— И дай-ка мне пистолет.
— Это зачем еще?
— Положу его хозяину в седельную сумку.
— А он, думаешь, жив еще?
— Если и жив, то долго не протянет.
— Тогда какая ему, вообще, разница?
Билли посмотрел на лошадей в реке. Опустил взгляд на Бойда:
— Ну, если вообще нет разницы, то пусть он будет у меня.
Бойд вытащил пистолет из-за пояса и подал ему. Билли сунул его за пояс уже себе, влез в воду, вскочил на Бёрда и, отделив от гурта пять лошадей из Бокильи, вывел их на берег.
— Смотри, чтобы следом наши кони не увязались, — сказал он.
— Да чего это они вдруг увяжутся.
— И ни с кем тут без меня не якшайся.
— Езжай давай.
— И огня не зажигай попусту.
— Езжай. Что я, дебил, что ли?
Он отъехал и вскоре исчез за увалом. Солнце село, опустился долгий прохладный вечер высокогорья. Остальные трое коней один за другим вышли из реки и принялись пастись на доброй травке вдоль берега. К тому времени, когда Билли вернулся, стало совсем темно. Но по степи он прискакал точно к их лагерю.
Бойд встал:
— А, понял! Ты, должно быть, дал коню самому выбирать дорогу.
— Ты верно понял. Готов?
— Тебя ждал.
— Ладно, помчались.
Разобрались с конями и, переведя их через реку, отправились дальше в глушь. Вокруг голубела пустынная, безжизненная равнина. Тонкорогий месяц на западе лежал почти на спинке — этакий грааль с попавшим в него ярким камешком Венеры, зависшим низко, будто звезда, упавшая в лодку. Неслись в открытую степь, держа от реки подальше, скакали всю ночь, а к утру встали лагерем прямо на сухую — на пологом склоне в миле от реки посреди quemada, [404] где деревья стояли мертвые, черные и изломанные. Спешились, поискали, нет ли поблизости каких-нибудь признаков воды, но их не было.