126 
Тут я приврал — в баках еще было литров двести. Мирель тоже это поняла, и подарила мне довольно мрачный взгляд. Но потом со вздохом согласилась:
— Ладно. Только я лягу спать. Не могу дождаться того момента, как начну хвастаться.
— Это я понимаю. Это неоспоримое право каждого первооткрывателя, — согласился я, — А уснуть сможешь?
— Я весь день носилась и радовалась, — усмехнулась она, — Конечно, смогу. А ты как?
— Если что, меня Флейтист подменит.
— Вы оба — чокнутые авантюристы. Но вы мне нравитесь, — резюмировала она, обхватив колени, и глядя на “Тикки”. Я засыпал костер песком. День удался на славу. Мой партнер явно тоже был доволен, что несложно было угадать по его взгляду, и, разумеется, молчанию. Такой подводный город находит не каждый. У Мирель это получилось.
* * *
Еще до полудня “Тикки” подплывала к знакомой пристани. Мирель проснулась поздним утром, и весь остаток пути провела на носовой части. Она явно не была настроена на разговоры. Ни я, ни (тем более) Флейтист не настаивали. Небо затянуло темными тучками. Ветер стал холоднее. Я убрал паруса. “Тикки” легонько стукнулась бортом о причал, я спрыгнул на доски, и быстренько навязал два “штыка” на кнехты.
Мирель неохотно сошла следом за мной.
Флейтист занял излюбленное место на борту.
— Ну что, куда ты теперь?
— Сначала пойду, отправлю сообщение в редакцию, — она посмотрела на берег, потом на меня. Подергала пуговицу на своей рубашке. Потом спросила:
— А можно, мы потом вернемся? На какое-то время. Пока там еще никого нет.
— Конечно. Мы подождем тебя здесь. Управишься с делами до вечера?
— Я быстро!
Ух, и обрадовалась она. Так обрадовалась, что еще с минуту после того, как она убежала, я чувствовал на губах вкус соли. Флейтист закатил глаза, и пошел спать под парусом. Его такие повороты только раздражали. Понятно, Мирель ему тоже пришлась по душе, но его девиз — “держи себя в руках”. Или в лапах.
Я решил заняться приборкой.
Гвалт на берегу понемногу стихал, люди заканчивали работу. Чаек это не касалось — они продолжали орать. Как следует надраив палубу, я перекусил, и спустился в каюту — вздремнуть.
* * *
Сюрприз!
Меня грубо выволокли из моих снов и из каюты одновременно. В воздухе пахло маслом и угрозой. Маслом несло от оружия, угрозой — от владельцев. Снаружи уже темнело. То ли из-за туч, то ли уже вечер наступил. Солнца видно не было.
Тот, кто выволок меня на палубу, пинком сбросил меня на причал.
Видимо, я дрых так крепко, что меня не разбудил даже звук двигателя списанного патрульного катера. Он качался на воде как раз напротив “Тикки”. На катере, держась за пулемет, скучал худой загорелый бородач в блеклой гавайке.
На причале меня поджидали трое. Щеголеватый смуглый человек, лет тридцати пяти, с окладистой бородкой, в черной рубашке и такого же цвета свободных штанах. Слева под мышкой у него была кобура с хромированным “кольтом” c перламутровыми накладками на рукояти.
Двое других были одеты попроще, их футболки намокли от пота, а в руках они держали автоматы.
И еще рядом стояла Мирель, и здорово нервничала.
— Не жарко в черном? — поинтересовался я у человека с “кольтом”.
Я здорово ударился коленями о доски, и злился. Флейтист тоже хорош: мог бы и предупредить, у него же сон чуткий.
— Ру, — мягко сказал человек, — Мне нужны координаты острова.
— А я их и не знаю.
— Если их кто и знает, так это ты, viajero, — все так же мягко сказал Эстебан. — Наша гостья, похоже, не умеет читать карту. Вы бы не добрались так быстро до того места. Ты привез ее куда-то еще. Куда?
— Я не знаю координат, — повторил я, — У меня и карты-то своей нет. Можешь поискать.
Эстебан помрачнел, и постучал ногтем по рукояти “кольта”.
— Это звучит довольно глупо.
— Ру, они прочитали мое сообщение, — расстроенно сказала Мирель, — И статуэтку отобрали.
— Придется тебе прокатиться с нами, — подытожил Эстебан, — Ты ведь понял?
— Конечно, — сказал я, — Я ценю свои ребра и, тем более, жизнь.
— Ты все правильно понял. Лезь на катер. Miguel, lleva el barco muy lejos para hundirse! — крикнул он человеку, который остался на “Тикки”.
Это уже было слишком.
Я залез на катер, от души желая Флейтисту проснуться, и узреть, наконец, в какой он луже. Эстебан подал руку Мирель, которая подчеркнуто отказалась от его помощи, взошел на борт сам. Заворчал мотор, и меня завели в рубку.
126 
