52 
По берегу потянулась сеть из дрожащих огоньков. Проплывали мимо поселка, находящегося километрах в двух от Маяковки.
Тарахтение мотора и изрядное расстояние, которое они успели проплыть, помешали им услышать взрыв на берегу. Зато в сгустившихся сумерках они увидели полыхавшее в черном небе зарево.
– Что это? – вздрогнула Галина.
– Пожар, – Валентин привстал с банки, вглядываясь во тьму.
– Рядом с нами, – обмирая от страшного предчувствия, сказала Галина.
– Может, это наш дом? – звонким от волнения голосом выкрикнул Валентин.
– Вполне возможно, – вставил Иннокентий.
– Неужели это наш дом? – ужаснулась Галина.
– Не факт, но вполне возможно, – прикусил губу Валентин.
Воцарилось молчание. Все трое пялились во мрак, словно могли точно определить, что там пылает вдали.
– Нет, не может быть! – запротестовала Галина. – Не полный же идиот Хазар.
– Это как сказать, – усомнился Валентин. – Вспомни, дорогая сестричка, что мы с ним сделали.
– Но он же не может вот так… – Галина растерянно умолкла.
– Чего гадать! – вмешался Иннокентий. – Когда тучи разойдутся, надо будет съездить, посмотреть.
Остаток пути прошли молча. Им попадались встречные лодки, разбрызгивающие по морю свет носовых и бортовых огней.
Ветер доносил клочья тарахтящих звуков. В темном небе плескались мглисто-серые и лилово-синие архипелаги облаков. Сквозь их густую паутину пробивались звезды. Кое-где, в прогалах меж облаками, сверкали крупные голубые и желтые точки, луна силилась разорвать сковывающую ее поволоку. Ее правый бок уже виднелся у облачной кромки. Еще минута – и она вышла во всей ослепительной красе, превратив окружающий мрак в изумрудное кружево.
Белый луч скользнул по сосредоточенному лицу Галины. Она поймала на себе взгляд Иннокентия и слабо улыбнулась. «Искал романтики, – подумал Иннокентий. – Вот ты ее и нашел! В компании авантюристов плывешь по ночному морю, словно аргонавт! Но где твое золотое руно?»
* * *
Джип, а за ним «шестисотый» «мерин» на предельной скорости мчались к городу. Сигналя встречным и обгоняя попутные машины, их водители давили на газ, мало заботясь о соблюдении правил дорожного движения. Они срезали углы на поворотах, выезжали на встречную полосу, только чудом избегая аварии.
Сидя в машине, Хазар снял с пояса мобилу и набрал знакомый номер.
Взрыв дома подействовал на него успокаивающе.
– Значит, так, Федя, – Хазар взглянул на часы на приборном щитке, – я через пять минут буду в порту, чтобы «Елена» была наготове.
– Куда на ночь глядя, Эдуард Василич? – забеспокоился капитан яхты.
– На восток, – коротко бросил Хазар и отключил мобильник.
Через несколько минут обе машины, скрипя резиной на повороте, влетели в порт. Оставив автомобили на стоянке, команда Хазара погрузилась на белоснежную двухпалубную «Елену» – моторно-парусную яхту водоизмещением двенадцать тонн. Два дизельных двигателя, хоть и жрали по двести литров солярки в час, зато позволяли ей развивать скорость свыше тридцати узлов. Надраенные стойки лееров, утки и другие металлические детали сияли отраженным светом, падавшим от портовых фонарей.
Шурик – один из матросов, загорелый веснушчатый парень – убрал трап и отдал швартовы. На мачте загорелся бело-лунный ходовой огонь, и яхта стала медленно отчаливать от пристани. Оставив своих телохранителей на шканцах, Хазар поднялся в ходовую рубку, где его встретил капитан.
– Так куда идем, Эдуард Василич? – поправил он белоснежную фуражку с крабом и крутанул пальцами кончики длинных казацких усов.
– Пройдемся вдоль побережья, – Хазар махнул рукой в сторону Новороссийска.
– Близко к берегу не могу, Эдуард Васильевич, – взроптал было капитан, но Хазар ему договорить не дал.
– Пойдешь. А не пойдешь, я тебя уволю.
– Это же нарушение.
– Я отвечаю, – отрезал Хазар.
Он взял морской бинокль, висевший в рубке, и приложил окуляры к глазам.
«Елена» утюжила побережье уже около двух часов, когда у Хазара на поясе залился причудливой мелодией мобильник. Он вышел из рубки, свистнул Леху и передал ему бинокль. Только после этого взял трубу.
– Ты что же это, гад, делаешь? – узнал он возмущенный голос Пенькова.
Хазар не помнил, чтобы кто-нибудь к нему так обращался, поэтому опешил.
– Ты чего это, Кузьмич, – повысил голос он, – минералки обпился?
– Думаешь, – продолжал вице-мэр, – ты у нас самый крутой, все тебе позволено? А если я тебя сдам со всеми потрохами?
52 
