– Эй ты, – голос Игнолфа всколыхнул больничную тишину. – Сюда иди.
– Простите, это вы мне?
– Тебе, – Инголф сам двинулся навстречу, захлебываясь от ярости. Но стоило взглянуть в глаза человека – две синих дыры в черепе, как ярость исчезла.
Это свой.
Кто?
Свой. Стая.
Какая?
Твоя.
– Вы чего-то хотели? – доктор потирал переносицу и щурился. – Могу я узнать, кто вы такой?
– Старший оперуполномоченный, – Инголф вытащил удостоверение и протянул собрату по стае. Ярость сменилась жалостью. Запах – плохой запах – мучил человека, мешал ему, как если бы мешал и самому Инголфу.
– Вы по поводу мальчика? Я уже думал, что про него забыли. Один мальчик – слишком мало для вашей конторы.
– Ты кто? – Инголф отобрал удостоверение и тщательно вытер о рукав плаща.
– Вершинин. Борис Никодимович. Главный врач.
Вершинин. Борис. Никодимович. Инголф повторил про себя, опасаясь, что забудет. С ним случалось подобное прежде. Имена – не запахи, в них нет смысла.
– А чего с мальчиком?
Инголф видел, что не внушает доверия собрату, но не знал, как объяснить про себя и вообще, а потому отодвинулся и руки в карманы спрятал.
– Это мне следует спросить – чего с мальчиком! Знаете, ребенок на грани жизни и смерти, но никому нет дела! Вы даже личность не сумели установить…
– Громко говоришь.
– Что?
– Громко говоришь, – повторил Инголф и, почесав языком нёбо, добавил. – Показывай.
– В палату я вас не пущу!
Инголфу в палату и не надо. Тот же запах, но куда как крепкий – духи, закупоренные во флаконе тела, – просачивался в вентиляцию, щекоча ноздри. Инголф вдыхал и выдыхал, пропитываясь ледяным смрадом, свыкаясь с ним, становясь частью чужой стаи.
И двое бесцветных людей у палаты, воняющих оружейной смазкой, металлом и порохом, лишь косились, но не смели мешать Инголфу. Они чужие, но лишенные хрустальной метки.
Безопасны? Пока да.
– Чего с детенышем? – сказал Инголф, надышавшись до тошноты.
– Компрессионные переломы шейного, грудного и спинного отделов позвоночника. Ребер. Грудины. Костей таза. Костей верхних и нижних конечностей. Разрывы внутренних органов. Или вам подробный список нужен? – Вершинин сказал это и оскалился, хотя сам точно не замечал, что скалится.
– Не выкай.
Инголф приложил ладони к стеклу. Холодненькое. И носом прижаться. Враки, будто стекло не пахнет – еще как пахнет. Стеклом и всеми, кто к нему прикасался. Люди. Опять люди. И еще люди. Но не те, которые нужны.
– Откуда он?
Собрат по стае – Борис Никодимыч, Инголф помнил имя – ответил:
– С улицы. Документов нет. И вообще ничего нет. Вся одежда новая, я бы сказал, что ее не носили. На рубашке и следы остались, такие, знаете, как остаются от только что купленных вещей. И держатся до первой стирки.
– Белье?
– Что? А, тоже новое. Такое вот впечатление, что его, прежде чем столкнуть, переодели.
Столкнуть?
– Столкнуть? – Инголф выпустил мысль на волю. – Его столкнули?
– Я… я не эксперт. И не могу дать точное заключение, но некоторые обстоятельства…
Нервничает. От нервных людей пахнет тухлой селедкой.
– Какие?
Запах усилился, становясь на редкость отвратительным. Иноголф вытащил из кармана ватные шарики и сунул в ноздри.
– Я не знаю… вы вряд ли поверите.
– Ты.
– Ты вряд ли поверишь, – Борис Никодимыч дернул плечом, точно отгоняя слепня. – Но не так давно мне предлагали…
Он замялся, но наткнувшись на взгляд Инголфа замер, а потом вдруг заговорил, торопливо, путаясь в словах и желая поскорей избавиться от информации. Инголф слушал. Смотрел. Глаза постепенно наливались восковой тяжестью, роговицу жгло, а голову давило, как будто слова скапливались внутри, и череп, не в силах вместить их, трещал.
Надо терпеть.
Если моргнуть – связь оборвется и доктор замолчит. А снова подцепить его не выйдет. Инголф не знал почему, но принимал правила игры. Ему нравилось играть.
Глава 4. О колдунах и колдуньях.
Целительница сама нашла Беллу Петровну. Она позвонила и сказала:
– Я знаю, что с вашей дочерью и знаю, как помочь ей. Приезжайте, – и назвала адрес.
Белла Петровна не поверила ей, потому что не имела обыкновения доверять незнакомым людям, а целителям и колдунам – особенно. Она не ходила к гадалкам и даже еженедельные гороскопы не читала, повторяя, что все – в руках человеческих.