55 
Подумал и испугался. Мыслишки-то из пещеры родом, чужие, наведенные.
– Не бойся, – Вершинин пошевелил пальцами. – Я ж понимаю… осознаю. А это – никакой не паралич. Обыкновенный сонный ступор. Со всеми случается. Отпустит. Если говорить могу, точно отпустит.
Рассмеяться не получилось. Зато вышло коснуться яркой рыжей шерсти, провести по хребту – тонюсенький, двумя пальцами переломать можно, только ухватить для начала поудобней – и сесть.
Котенка Вершинин поймал на ладонь, и когтистые лапы тотчас вцепились в палец.
– Ну что, спаситель? Есть хочешь?
Аспирин грыз руку, дергал хвостом и притворялся, будто он – самый обыкновенный дворовый кот. Но от шерсти его пахло пещерной сыростью, туманной тленью. Правда запах сгорал, сменяясь обыкновенным – кисловато-молочным.
На кухне – ноги плохо слушались, да и руки еле-еле сгибались – Вершинин вывалил в кошачью плошку фарш, смешанный с яйцом, а себе сделал кофе. И подумал, что с кофе надо бы завязывать.
Потом подумал, что ступор, с ним случившийся, – плохой признак. Сердечко шалит? Или в голове истончился сосуд, грозит лопнуть, пугает призрачным параличом, способным перейти в настоящий? Ну не на Варга же в самом-то деле случившееся списывать?
Кошмары – всем ведь снятся.
Но не такие. Цвет. Запах. Плотность камня. Судорога, вцепившаяся в глотку. Вода в горле и костяные сталактиты, что вот-вот сорвутся с потолка, пробьют смешного упрямого человечка насквозь.
Аспирин вцепился в ногу. А зубы у него острые.
Но Вершинин не обиделся – наклонился и погладил котенка.
Может, действительно не следовало Варгу перечить? Он правду говорил… мальчишку убить проще, чем котенка. И никто не узнает. А кошмары закончатся. И жизнь, которая сама на кошмар похожа, тоже. Начнется другая, успешная и…
Нет. Нельзя так.
– Не по-человечески, – сказал Вершинин. Аспирин мяукнул. Наверное, одобрил решение.
На часах было четверть шестого. Спать не хотелось.
На другом конце города другой человек ворочался в постели. Ему тоже снились сны, но отнюдь не кошмары. Он был гончей породы бладхаунд, с мосластыми лапами, шкурой, стекавшей по острым костям, и чутким носом.
След норовил уползти, страшась этого носа, вывязывал заячьи петли, то и дело нырял в камень, но всегда выползал на поверхность. И текучая вода не смыла с него меркаптановую вонь.
Гончая шла.
Догоняла.
И в собачьем сердце не было места ни страху, ни дурным предчувствиям.
Глава 2. Бой с тенью.
Обсидиановый круг ждал Варга. Стоило ступить, как отражение всполошенным вороном кинулось к колдуну, распластало руки-крылья, силясь вырваться.
И острые мечи беззвучно ударили в гладкую поверхность.
Точно такие же мечи, тянули собственные руки Варга к земле. Тяжело было болотное железо, выловленное гнилыми пузырями, выплавленное в кузнице на костре из костей кузнеца. Плакала руда, исторгая раскаленные слезы, текли они по каменному ложу, собирались оплавленными сырцовыми головами, из которых после родились мечи.
Шипел лед, принесенный марами с горных вершин. Красили травы воду зеленью и чернью, добавляла живая кровь багрянца, чтобы весь, без остатка, вошел он в клинки.
Рукояти Варг сделал из драконьих зубов. Обмотал для крепости гримовыми волосами – тогда еще даренными. А в навершия вставил по камню. Изумруд и рубин.
– Хорошее оружие, – сказала тогда Рейса-Рова и похвала заставила сердце Варга биться быстрее. – Как назовешь?
– А как принято?
Он не умел обращаться с именами. С рунами, с травами, с заклятиями и знаками, с тенями на земле или воде, с рисунками туч и невидными следами – да. Но смысл имени по-прежнему был недоступен пониманию.
– Так, как хочется, – ответила Рейса.
И Варг подумал, что не знает, как же ему хочется, а стало быть правильного имени не даст. Тогда он решил подождать. Время шло. Мечи оставались безымянными. Наверное, тот, кто сам не имеет имени, не способен называть вещи. Это было бы огорчительно, если бы Варг умел огорчаться.
Тем временем отражение выбралось, прозрачное, как и положено тени.
– Здравствуй, – сказал Варг себе и себе же ответил: – Здравствуй.
Клинок коснулся клинка и по клинку же скользнул, задержавшись на крестовине рукояти.
55 
