Особенно,... 
64 
***
Всю дорогу обратно подвыпившие Кьюбит и Дэллоу болтали; шоссе было едва освещено. Малыш вглядывался вперед, в яркую полосу света, рассекавшую темноту. Вдруг он с яростью сказал:
– Смейтесь сколько влезет.
– А что, ты не так уж плохо все проделал, – ответил Кьюбит.
– Смейтесь. Воображаете, что вы в безопасности. Но вы все мне осточертели. Я решил развязаться с вами.
– Устрой-ка себе медовый месяц подлиннее, – посоветовал Кьюбит и усмехнулся.
Низко паря над заправочной станцией, с надрывным голодным криком пролетела сова, она взмахивала мохнатыми крыльями хищника и то появлялась в свете фар, то улетала прочь.
– А я не собираюсь жениться, – отрезал Малыш.
– Знал я одного типа, – сказал Кьюбит, – так он до того перетрусил, что даже руки на себя наложил. Пришлось отсылать обратно свадебные подарки.
– Я не собираюсь жениться.
– С людьми это частенько случается.
– Ничто не может заставить меня жениться.
– А жениться тебе все-таки придется, – вставил Дэллоу.
Из окна кафе для автомобилистов «Чарли, притормози здесь» выглянула женщина, ожидавшая кого-то, – она даже не посмотрела на проезжавшую машину.
– На-ка выпей, – предложил Кьюбит, он был пьянее, чем Дэллоу, – я прихватил с собой фляжку. Теперь-то ты уже не можешь говорить, что не пьешь, – мы ведь все видели, и Дэллоу, и я.
– Я не женюсь. Зачем мне жениться? – проговорил Малыш, обращаясь к Дэллоу.
– Ты сам все затеял, – ответил Дэллоу.
– Что это он затеял? – спросил Кьюбит.
Дэллоу не ответил, только дружески опустил тяжелую руку на колено Малыша. Малыш искоса посмотрел на его добродушную преданную физиономию, в нем вспыхнула ненависть: чья-то верность может связать его, повлечь за собой. Дэллоу был единственным человеком, которому он доверял, но он ненавидел его, как будто Дэллоу был его строгим наставником.
– Ничто не заставит меня жениться, – неуверенно повторил он, разглядывая ряды рекламных щитов, проносящихся мимо и освещенных призрачным светом: «Пиво Гинее полезно для вас», «Попробуйте пиво Уортингтон», «Сохраняйте юный цвет лица» – целая серия заклинаний. Мелькали советы: обзаведитесь собственным домом, обручальные кольца покупайте только у Беннета.
А в пансионе Билли ему сказали:
– Твоя девушка здесь.
С чувством безнадежного протеста он поднимался в свою комнату: вот он войдет и скажет: «Я передумал. Я не могу на тебе жениться». Или, может быть, так: «Адвокаты говорят, что это все-таки нельзя устроить…» Перила все еще были сломаны, он глянул вниз, в глубокий пролет, туда, где недавно лежало тело Спайсера. Как раз на этом месте стояли Кьюбит и Дэллоу и смеялись над чем-то… Острый край сломанных перил оцарапал ему руку. Он поднес ладонь ко рту и вошел в комнату. В голове его пронеслась мысль: «Нужно быть спокойным, держать язык за зубами». Но ему казалось, что выпитое в баре вино замарало его чистоту. Человек может избавиться от порока так же легко, как и расстаться с добродетелью, – достаточно одного дуновения, чтобы она испарилась.
Он посмотрел на Роз. На ней была шляпа, которая ему не нравилась, и она сорвала эту шляпу с головы, как только он взглянул в ее сторону. Ей стало страшно, когда он тихо сказал:
– Что ты здесь делаешь… в такое позднее время? – добавил он уже возмущенно, надеясь, что между ними может вспыхнуть ссора, если он поведет себя как нужно.
– Ты видел это? – умоляюще спросила Роз. В руках она держала местную газету. Малыш до сих пор не потрудился прочесть ее. На первой странице была фотография Спайсера, в смятении бегущего под железные сваи… Репортерам больше повезло у фотографа, чем ему.
– Здесь сказано… это случилось… – пробормотала Роз.
– На лестнице, – прервал ее Малыш. – Я все время твердил Билли, чтобы он починил эти перила.
– Но ты говорил, что с ним расправились на скачках. Ведь как раз он-то и…
Он взглянул на нее с напускным спокойствием.
– Оставил у тебя карточку? Это ты хочешь сказать? Может, он и знал Хейла. Он водился с массой всяких типов, о которых я и понятия не имел. Ну и что с того? – Он уверенно повторил свой вопрос под ее молчаливым взглядом: – Ну и что же с того? – Он знал, что ум его может распознать любое предательство, но она была хорошей девочкой, ее защищала собственная порядочность; были вещи, которых она не могла себе даже и представить, ему казалось, что он видит, как мысли ее приходят в смятение, погружаясь в бездонную пучину страха.
64 
