63 
– Пойдемте-ка. Потанцуем, – предложил он.
Они медленно закружились по залу… Беда если осрамишься перед опытной красоткой, но осрамиться перед этой желторотой, этой невинной девчонкой, которая носит тарелки у Сноу, перед маленькой шестнадцатилетней сучкой…
– Спайси вас так ценил, – сказала Сильвия.
– Выйдем-ка и пройдемся к машинам, – предложил Малыш.
– Не могу, ведь Спайси только вчера умер.
Они постояли, аплодируя, и танец начался снова. В баре трещал шейкер; к окну над огромным барабаном и саксофоном прижимались листья маленького деревца.
– Люблю деревню. Я здесь становлюсь романтичной. А вы любите деревню?
– Нет.
– Здесь ведь настоящая деревня. Только что видела тут курицу. Вы подумайте, в коктейль с джином здесь кладут яйца от собственных кур.
– Пойдемте к машинам.
– Я вообще-то не прочь. Ох, черт, это было бы очень мило. Но не могу я, ведь бедняга Спайси…
– Ну так вы ведь и цветы послали, и поплакали…
– Глаза у меня – просто кошмар.
– Ну, что же вы еще можете сделать?
– Это разбило мне сердце. Бедный Спайси, так уйти из жизни!
– Понятно… Я видел ваш венок.
– Какой все-таки ужас! Мы тут с вами танцуем, а он…
– Пойдемте к машинам.
– Бедный Спайси.
Но, говоря все это, она шла впереди него, и он со смущением заметил, что она даже побежала, буквально перебежала через освещенный угол бывшего скотного двора, по направлению к темной стоянке автомашин, навстречу этим забавам. «Через три минуты я все узнаю», – подумал он, чувствуя, что в нем поднимается тошнота.
– Которая ваша машина? – спросила Сильвия.
– Вон тот «моррис».
– Не подойдет, – сказала Сильвия. Она ринулась к шеренге автомобилей. – Вот этот «форд». – Рывком отворив дверцу, она воскликнула: – Ой, простите! – и быстро захлопнула ее, затем забралась на заднее сиденье соседней машины и уселась там, ожидая его. – Ой, – тихо и с чувством произнес ее голос в сумраке машины, – как мне нравится «ланчия»!
Он остановился у дверки, темнота между ним и ее миловидным, невыразительным лицом рассеивалась. Юбка ее задралась выше колен, она ждала его со щедрой покорностью. Перед ним вихрем пронеслись его беспредельные честолюбивые мечты, заслоненные этим отвратительным, низменным актом: номер в «Космополитене», золотая зажигалка, стулья, украшенные коронами в честь иностранки по имени Евгения. Хейл появился в его сознании и тут же исчез, будто камень, брошенный со скалы; сам он стоял в начале длинного коридора с натертым паркетом; вдруг появилась толпа влиятельных лиц, раздались приветственные крики, мистер Коллеони, отступая назад, кланялся ему, как рассыльный из универмага, за ним виднелась целая армия бритв – триумф победителя! На скаковой дорожке перед финишем забарабанили копыта, а по радио объявили имя лошади, выигравшей заезд; грянула музыка. Грудь его заныла от жажды овладеть всем миром.
– Ты что, не можешь, что ли? – спросила Сильвия.
А он со страхом и смятением думал: «Какой же следующий ход?»
– Быстро! – сказала Сильвия. – Пока нас тут не увидели.
Паркетный пол начал скатываться, как ковер. Лунный свет упал на дешевое кольцо и на круглое колено. Он сказал с горькой и мучительной яростью:
– Подожди тут, я приведу тебе Кьюбита.
Он повернулся спиной к «ланчии» и зашагал по направлению к бару. Но тут же пошел в другую сторону, услышав смех, доносившийся из бассейна. Стоя у входа и ощущая во рту вкус спиртного, он смотрел на девушку в красной резиновой шапочке, хихикавшую в потоках света. Но мысли его метались к Сильвии и обратно – так работает безотказный двигатель с электрическим мотором. Страх и любопытство разъедали его честолюбивые мечты о будущем, к горлу подступила тошнота, его чуть не вырвало. «Жениться – нет, черт побери, пусть меня лучше повесят», подумал он.
Мужчина в плавках добежал до края трамплина, прыгнул, перекувыркнулся в ярком жемчужном свете и нырнул в темную воду; двое купающихся плавали вместе; взмах за взмахом доплывали они до мелкого места, поворачивали и возвращались рядом, ровно, неторопливо, занятые собой, счастливые и спокойные.
Малыш стоял и наблюдал за ними; когда они во второй раз переплывали бассейн, он увидел на залитой светом поверхности воды свое собственное отражение, дрожавшее от взмахов их рук, – узкие плечи, впалая грудь, и вдруг почувствовал, что его остроносые коричневые ботинки скользят по мокрому и блестящему кафелю.
63 
