27 
– Да.
– Ты побледнела.
Она покачала головой:
– Я просто только что поняла, как несправедлива была к тебе, Антониос, когда не говорила всей правды. Убедила себя в том, что сделала все, что могла, но ничего подобного – я просто не хотела, чтобы ты знал.
– Да уж, создала ты себе ад, – кивнул он с улыбкой. – Похоже, наш брак был обречен с самого начала.
– Да, наверное.
При этих словах Линдсей едва не расплакалась. Желая скрыть свои чувства, она отвернулась от своего собеседника и сделала вид, что одергивает топ, а потом поспешно произнесла:
– Нам пора. Твоя мама ждет.
Они направились к главной вилле, где ждала Дафна. Там, в одной из маленьких столовых, перед огромным створчатым окном, выходящим в садик с травами, уже был накрыт обед на троих. Линдсей никогда не видела этой комнаты раньше. Здесь было уютно и мило, и она расслабилась в обществе Дафны.
– Как тебе сейчас в Греции? – спросила ее свекровь, взяв руку девушки в свои тоненькие, высохшие пальчики. – Тяжело?
Линдсей кивнула: ох, не хотелось ей лгать, но одновременно с этим вспоминались слова мужа о том, что так будет лучше.
– Не очень тяжело, – сказала она.
– И я надеюсь, что ты ее бережешь, – повернулась женщина к своему старшему сыну, строго взглянув на него. – Антониос так много работает, – извиняющимся тоном продолжила она, обращаясь снова к Линдсей. – В отца пошел.
Видно было, как мужчина напрягся – интересно, почему. Линдсей бросила на мужа любопытный взгляд, но по его лицу невозможно было что-либо сказать. Он невозмутимо отодвинул стул для матери.
Дафна села, улыбаясь сыну.
– Эвангелос постоянно работал. Я приходила к нему в офис и садилась на стол.
Линдсей рассмеялась, а Антониос изумленно приподнял брови.
– Я ничего такого не знал, мама.
– С чего бы мне было это рассказывать? – спросила задиристо Дафна и повернулась к невестке. – Но это было единственный способ заставить его прекратить работать.
– Наверное, и мне стоило попробовать, – пошутила Линдсей.
– Меня бы такой поворот событий позабавил, – ответил он, будто ничего не произошло. – Позволь налить тебе воды, мама.
– Я, пожалуй, попрошу принести первое, – произнесла Дафна извиняющимся тоном. – В последнее время мне постоянно хочется спать, и нескольких часов не проходит, чтобы я не уснула.
Линдсей взяла ее за руку.
– Мне жаль, – сказала она. – Я могу чем-то помочь?
– Нет нужды меня жалеть, – ответила та. – Я прожила хорошую жизнь и не хочу вызывать жалость.
Принесли первое – фруктовый салат с виноградом и сочными ломтиками дыни.
– Скажи, Линдсей, – попросила Дафна, когда слуга удалился. – Ты сильно скучаешь по Америке? Оставила там друзей?
Девушка невольно бросила взгляд на мужа, сидевшего, точно каменное изваяние.
– Немногих, – осторожно признала она.
– А как твоя работа? Сможешь закончить здесь? Ведь ты так близка к получению докторской степени, разве нет?
– Мне еще по крайней мере несколько месяцев, – ответила Линдсей. – Большая часть исследования может быть проведена в любом месте, мне нужен лишь компьютер.
– Я знаю, тебе придется еще не раз съездить в Америку, – произнесла Дафна, и Линдсей с облегчением вздохнула.
– Да, верно.
– Но все же надеюсь, ты будешь отлучаться не так часто, – неожиданно сказала Дафна, накалывая на вилку кусочек дыни, и лицо ее внезапно стало серьезным. – Муж и жена должны быть вместе.
Линдсей испуганно посмотрела на мужа, не зная, что ответить. Тот же, казалось, ни капли не смутился.
– У Линдсей в Америке были дела, – произнес он ровно. – Но сейчас ее место рядом со мной, мама.
– А почему не может быть так, что ты будешь с нею? – отбила мать, игриво улыбаясь. – В Америке?
– Потому что так я не смогу управлять «Маракайос энтерпрайзес», – произнес он растерянно.
Его мать кивнула, озорно улыбаясь.
– Ну да, конечно, – тихо ответила она.
Антониос отодвинул тарелку. Обед получился напряженным: обманывать мать оказалось куда более сложной задачей, чем он себе первоначально представлял. Линдсей тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
Он не переставал думать о словах матери насчет переезда в Америку, и ее предложение казалось ему абсурдным. Ведь семейный бизнес был средоточием его души, он пожертвовал нормальной человеческой жизнью ради того, чтобы сохранять дело на плаву. Даже если бы он и захотел переехать, это невозможно.
27 
