— И относился к тебе как к другу? — Графиня прекрасно знала, что старые патриархальные отношения между слугами и хозяевами вышли из моды, и нисколько этого не одобряла. Так что она целиком была на стороне мистера Уилсона. — Как и я к Элпью.
Бетти снова посмотрела на Элпью.
— А потом я подумала — если миссис Уилсон узнает, что я занимаюсь здесь с ним химией, она прогонит меня.
— Но?… — прошептала графиня.
Последовало краткое молчание — только тени плясали по стенам. Элпью не шевелилась. Она добралась до книги записей, переплетенной в шагреневую кожу, и теперь тихонько листала ее, стоя у рабочего стола.
— Но они ссорились не из-за меня. — Бетти говорила тихо. Она была явно расстроена. — Мистер Уилсон сказал ей, что вечером ему нужно уйти по делам. Она не поверила, обвинила его в том, что у него есть любовница, содержанка, ради которой он собирается ее бросить. Они, может, даже подрались. Я слышала, как что-то разбилось, и по его голосу поняла, что он, присев, собирает осколки. Она все кричала, что знает — он тратит все свои деньги на эту таинственную женщину, «его шлюху», как она ее назвала. А ведь все было совсем не так, понимаете? Бедный мистер Уилсон. Он здорово разозлился и сказал, что все делается только ради нее, его жены. И что они оба разбогатеют.
— Значит, он сказал ей, как собирается это осуществить?
— Конечно нет. — Бетти теребила обтрепавшиеся края рукавов. — Мне он тоже не сказал. Я думала, что речь идет об обычном вознаграждении, но нет, он говорил о целом состоянии. Гораздо большем, чем он обычно получал.
— Обычно?
— За то, что обычно делал, когда не ночевал дома.
— И что он делал?
— Иногда…
Графиня подняла ладонь.
— Ты рассказала нам, как он проводил здесь свои эксперименты, но в те шесть ночей, о которых ты говорила — что он делал тогда?
— Иногда днем он получал записку. Всегда неожиданно. Ее могли передать в любом месте, где он находился: за обедом, в театре, везде, где могли найтись желающие отнести за пенни записку.
— И что было в этих записках, Бетти?
— Время и место. Встречи всегда происходили в тот же день. Но каждый раз он должен был идти в новое место. Там ему завязывал глаза человек, которого он назвал Подлец.
— Подлец?
— Он не знал, как его зовут, но это был большой, страшный бандит, порождение лондонского дна. Поэтому он и окрестил его Подлецом, просто чтобы как-то называть в наших разговорах.
— А после того, как Подлец завязывал ему глаза?…
— Его сажали в какую-нибудь повозку, обычно в карету. Но в предпоследний раз это была…
— Лодка.
— Откуда вы знаете? — подскочила испуганная Бетти. — Вы не…
— Мы его видели. Мы с Элпью. Были на пристани Дорсетского парка, совсем рядом, и видели, как Подлец завязал ему глаза и посадил в лодку.
— Он сказал, что поездка в лодке была очень короткой. Всего несколько минут. Потом его высадили, помогли подняться по ступенькам и запихнули в наемную карету.
— Откуда он знал, что это была наемная карета?
— Мистер Уилсон был убежден, что каждый раз карета была другая. Другой запах, другие сиденья. Он сказал, что запах там был как в общественных экипажах. Подлец платил кучеру и шепотом давал указания, зашторивал боковые окна, чтобы мой хозяин ничего не увидел, даже если повязка сдвинется, и они отправлялись в ночь.
— Неужели кучеров не удивляло, что в их карете везут человека с завязанными глазами?
— О, миледи, а как же маскарады, приемы и другие ночные увеселения? — Прочитав, что ей было нужно, Элпью присоединилась к графине и Бетти. — Полагаю, они не подозревали дурного. Мужчина не протестовал, а кучер получал плату вперед. Так о чем вознице беспокоиться?…
Графиня вздохнула. Элпью была права.
— И куда же он ездил в этих наемных каретах?
— Куда-то за город. Слышно было птиц, коровы мычали. И там он…
— Да?
— Делал за деньги что-то ужасное. Что-то ужасное с той женщиной.
— Говоря «ужасное», — вставила Элпью, — ты, видимо, подразумеваешь, что он занимался тем самым?
Бетти кивнула.
— За деньги.
— А кто была та женщина?
— Не знаю, потому что и он не знал. Он никогда ее не видел.
— Чушь! — Графиня вздела руки. — Он занимался с ней делом и ни разу не взглянул ей в лицо?
— Это правда, мадам. Так он мне говорил. Повязку с его глаз не снимали. Подлец предупредил его, что если он подсмотрит, ему конец. Ему перережут горло.