54 
Вернуться к привычным ощущениям. По контрасту с канадскими просторами, Париж показался ему тесным, деревья — чахлыми, улицы — кишели народом, а вместо белок летали голуби. А может, он сам сдулся за время поездки? Ему нужно было подумать, разделить образцы на ниточки и волоски, он помнил об этом.
Приехав домой, он сварил настоящий кофе, сел за кухонный стол и принялся за непривычное дело организованного размышления. Картонная карточка, карандаш, пластинка с ячейками, частицы облаков. Но результатов, достойных лазерного скальпеля, он не получил, за час записав совсем немного.
Мертвый судья, трезубец. Рафаэль. Когти медведя, озеро Пинк, дьявол в святой воде. Ископаемая рыба. Предупреждение Вивальди. Молодой отец, два Лабрадора.
Данглар. «По моему понятию, вы — законченный кретин, комиссар». Добряк Санкартье. «Лови своего проклятого демона и, пока не поймаешь, не высовывайся».
Пьянка. Два с половиной часа на тропе.
Ноэлла. Избавился.
И все. Полный сумбур. Во всей этой невнятице просматривался один положительный момент — он избавился от сумасшедшей девки, и это была финальная точка со знаком плюс.
Разбирая багаж, он нашел мазь Жинетты Сен-Пре. Не самое лучшее воспоминание о поездке, хотя в этом тюбике содержалась вся доброжелательность квебекских коллег. Хорошие ребята. Нужно обязательно послать Санкартье то мыло с отдушкой. Внезапно он вспомнил, что ничего не привез Клементине, даже горшочка кленового сиропа.
XXIX
Придя в отдел в четверг утром, Адамберг обнаружил у себя на столе пять стопок дел и едва не сбежал прямиком к Сене, хоть она и выглядела жалко-узкой по сравнению с могучей Утауэ. Прогулка вдоль реки соблазняла его больше работы с досье. «Прошерстить», как говорила Клементина. Прошерстить дела.
Для начала он прикнопил к доске открытку с видом Утауэ и водопадов в ореоле красных листьев. Отошел, чтобы оценить эффект, но вид был такой жалкий, что он немедленно снял открытку. Изображение не передает ни дуновения ледяного ветра, ни шума воды, ни яростного клекота вожака гусиной стаи.
Весь день он проверял, подписывал, сортировал дела, накопившиеся за две недели его отсутствия. Один тип убил другого на бульваре Нея и в качестве финального аккорда помочился на труп. Не следовало тебе писать на труп, мужик. Он прижмет его с помощью этой мочи. Адамберг поставил подпись под отчетами своих лейтенантов и сделал перерыв, чтобы сходить к «кормушке» и нацедить себе «нормального» кофе. Мордан пил какао, сидя на высоком табурете, похожий на большую серую птицу на насесте.
— Я позволил себе проследить за вашим делом по «Новостям Эльзаса», — сообщил он, вытирая губы. — Ветийе в предвариловке, процесс начнется через три месяца.
— Это не он, Мордан. Я сделал все, чтобы переубедить Трабельмана, но он мне не верит. Никто мне не верит.
— Не хватает доказательств?
— Их вообще нет. Убийца относится к исчезающему виду, он долгие годы растворяется в тумане.
Он не стал говорить Мордану, что убийца мертв, не хотелось терять доверие своих людей. «Не пытайтесь их убедить», — сказал Санкартье.
— Что вы собираетесь предпринять? — поинтересовался Мордан.
— Буду ждать нового убийства и постараюсь схватить его на месте преступления.
— Не слишком богатая идея, — прокомментировал Мордан.
— Согласен. Но как еще поймаешь привидение?
Как это ни странно, Мордан задумался. Адамберг сел на соседний табурет, свесив ноги. В Зале сплетен к стене было привинчено восемь таких высоких табуретов, и Адамберг часто думал, что если восемь его сотрудников займут их, они будут похожи на стаю ласточек, готовых стартовать с электрических проводов. Но такого еще ни разу не случалось.
— Итак? — продолжил разговор Адамберг.
— Его надо рас-сер-дить, — объявил Мордан.
Майор всегда очень четко выговаривал слова, деля их на слоги и время от времени выделяя один сильнее других, как пианист, «забывший» палец на клавише. Рубленая медленная речь раздражала многих, но не комиссара.
— Уточните вашу мысль.
— Все истории о призраках начинаются одинаково: семья переезжает в дом, где обитает нечто. Оно сидит тихо, ни-ко-го не трогает.
Похоже, сказки любит не только Трабельман. И Мордан не без греха. Может, все их любят, даже Брезийон.
— А дальше что? — спросил Адамберг, наливая себе вторую чашку кофе: из-за разницы во времени он никак не мог взбодриться.
54 
