56 
От забытых двух часов у него осталась не картинка, но ощущение. Он наконец сформулировал его: насилие. Может, так он воспринял удар ветки? Но с чего бы ему злиться на ветку — она-то не пила? Этот враг был пассивным и трезвым. Можно ли сказать, что ветка осуществила над ним насилие? Или он над ней?
Он не пошел к себе, а присел на угол стола Данглара и бросил смятый стаканчик в урну.
— Данглар, у меня внутри поселилось насекомое.
— Да? — Данглар осторожничал, не зная, чего ждать.
— То воскресенье, двадцать шестого октября, — медленно продолжил Адамберг, — помните тот вечер, комиссар, когда вы обозвали меня законченным кретином?
Капитан кивнул: он был готов к столкновению. Похоже, Адамберг собрался вывалить ему на голову мешок с дерьмом, как говорили в ККЖ, и очень тяжелый мешок. Но разговор принял совсем другой оборот. Комиссар, как обычно, застал его врасплох.
— В тот вечер я наткнулся на ветку на тропе. Удар был резким и сильным. Вы это знаете.
Данглар снова кивнул. Синяк на лбу, намазанный желтым снадобьем Жинетты, был все еще хорошо заметен.
— Но вы не знаете, что после нашего разговора я пошел прямо в «Шлюз» с намерением напиться. Чем старательно и занимался, пока крепыш бармен не выкинул меня на улицу. Я достал его рассказами о бабушке.
Данглар в очередной раз кивнул, не понимая, к чему ведет Адамберг.
— Выйдя на тропу, я шатался от дерева к дереву, вот и не смог увернуться от ветки.
— Понимаю.
— Не знаете вы и того, что столкновение произошло в одиннадцать вечера, не позднее. Я прошел около половины пути, возможно, был недалеко от делянки. Там, где выращивают маленькие клены.
— Ясно, — сказал Данглар, ни за что на свете не потащившийся бы по этой дикой и грязной тропинке.
— Очнувшись, я дотащился до здания. Сказал охраннику, что произошла потасовка между полицейскими и бандитами.
— Что вас смущает? Пьянка?
Адамберг медленно покачал головой.
— Вам не известно, что между веткой и пробуждением прошло два с половиной часа. Охранник сказал мне время. Два с половиной часа на дорогу, которую при нормальных обстоятельствах я одолел бы за полчаса.
— Так, — бесцветным голосом произнес Данглар. — Маршрут оказался непростым.
Адамберг наклонился к нему.
— И я ничего об этом не помню, — отчеканил он. — Ничего. Ни картинки, ни звука. Два с половиной часа на тропе, и я о них ничего не знаю. Абсолютный пробел. А ведь было минус двенадцать. Я не мог оставаться без сознания два часа, я бы замерз.
— Шок, — предположил Данглар. — Ветка.
— Травмы черепа не было. Жинетта проверяла.
— Алкоголь? — мягко предположил капитан.
— Разумеется. Потому я у вас и консультируюсь.
Данглар выпрямился: игра перешла на его поле, ссоры, слава богу, удалось избежать.
— Что вы пили? Можете вспомнить?
— Я помню все, что было до ветки. Три виски, четыре бокала вина и хорошая порция коньяку.
— Недурная смесь и количество серьезное. Но не смертельное. Правда, ваш организм к такому не привык, надо это учесть. Какие симптомы были у вас вечером и на следующий день?
— Ватные ноги. После столкновения с веткой. Голову сжимало как обручем, рвало, несло, вело, далее по списку…
Капитан поморщился.
— Что вас смущает, Данглар?
— Синяк. Мне никогда не случалось нажраться и одновременно получить удар по голове. Вы повредили лоб и потеряли сознание, так что в алкогольной амнезии нет ничего удивительного. Вы вполне могли эти два часа мотаться взад-вперед по тропе.
— Два с половиной, — поправил Адамберг. — Разумеется, я ходил. Но когда очнулся, снова лежал на земле.
— Ходил, падал, шатался. Мы подбирали достаточно пьяных, которые внезапно отключались.
— Я знаю, Данглар. Но это меня беспокоит.
— Понимаю. Даже мне, а я — Бог свидетель — имел такой опыт, не понравились бы выпавшие из жизни часы. Я всегда спрашивал собутыльников, что делал и что говорил. Но, если пил один, как вы в тот вечер, и никто не мог ничего мне рассказать, долго приходил в себя от такого «выпадения».
— Правда?
— Правда. Кажется, что пропустил несколько ступенек жизни. Чувствуешь себя ограбленным.
— Спасибо, Данглар, спасибо за помощь.
Стопка дел медленно уменьшалась. Адамберг надеялся, что, если посидит в выходные, к понедельнику крепко возьмет в руки и отдел и трезубец. Происшествие на тропинке вызвало у него необъяснимое желание срочно разделаться со старинным недругом, чья тень нависала над всей его жизнью, включая следы от медвежьих когтей, безобидное озеро, рыбу и банальную пьянку. Трезубец цеплялся за все трещины в его броне.
56 
